Марина Беляева - Феи Гант-Дорвенского леса

Проклятье!!!

— Тилли! Не подходи, меня заколдовали!

Её крик запоздал чуть меньше, чем на мгновение: Тилли, конечно, остановилась, но тут же с криком упала на землю. Куча злых братьев Рифмача с гиканьем запрыгнули на неё, появившись из ниоткуда, а сам Рифмач хохотал, сидя на удобной разлапистой еловой ветви. Ноги Кейтилин, которые и до того её не слушались, резко подогнулись, и девочка распласталась на толстом ковре из палых и начинавших гнить листьев.

— Ай как смешно! — хохотал Рифмач, едва дыша. Он смахивал с уголков глаз неестественно крупные слёзы и почти не мог разговаривать от смеха. — Ну, развеселила! Ох, я не могу! А мы говорили — скучная!..

— Рифмач! — Тут же появилось несколько фей: они держали пытавшегося вырваться Имбиря, и улыбались так широко, что их улыбки выходили за пределы лиц, хотя Кейтилин была уверена, что это невозможно. — Смотри, он ещё и у паков флейту стащил!

— Стащил флейту у паков! — изумлённо повторил Рифмач. — Ну, дружище Имбирь, а ты, я погляжу, себе ни в чём не отказываешь! Недавно сестрицу Солнышко убил, и тут же — флейту у паков? Эх, если б не та девица, то, клянусь своей бородой, я б тебя непременно к нам затащил!

— Ничего бы не получилось, — огрызнулся Имбирь. — Думаешь, ты и пикси в фир-даррига превратить можешь?

— Ой да будет тебе, — Рифмач спрыгнул с дерева, по-кроличьи поскакал к пленнику, и, прежде чем девочки успели испуганно вскричать, одним движением свернул Имбирю шею и ловко выхватил вырвал из омертвевших рук принца пикси флейту. — Я же пошутил! А вещица и в самом деле недурна, правда, парни?

Имбирь упал на листья, и его крупные рыжие пряди волос рассыпались во все сторон, обнажая покрытое короткой шерстью сердитое лицо. Его крупные зелёные глаза ещё казались живыми, и если бы Кейтилин не слышала характерный хруст и не видела, как её дорогой друг падает вниз, то решила, что это просто такое фейское колдовство. Ну, кто-то из них притворяется землёй, кто-то похож на живой огонь, а вот Имбирь может голову назад поворачивать…

Но нет, он не поднимался. Имбирь валялся на земле, как убитый на охоте зверёк, а вокруг стояли какие-то фейские ублюдки и смеялись над его смертью, как будто бы это невинная и очень забавная шутка.

Вдруг Кейтилин посмотрела на свирель в руках-лапках Рифмача, и неожиданно всё для неё стало таким простым и очевидным, что она даже немного развеселилась. Хотя это было и очень сложно, после случившегося-то. Возможно, на неё всё ещё влияла магия фир-дарригов… или это просто такая странная истерика, когда хочется смеяться и веселиться, а не плакать.

— А дайте мне поиграть, фейские братья? — заговорила вдруг она так жалобно, как только могла. — А? Чего вам стоит! Ужас как хочу подержать в руках волшебную флейту!

Такого удивления Кейтилин не видела никогда, даже у Тилли, когда та впервые в жизни пробовала пирожные. Это хорошо, ведь Кейтилин не очень хорошо врала и старалась этого по возможности не делать. Одно дело — хитрости в общении, чтобы простоватых дурачков заставить сделать то, что ты хочешь, и совсем другое — опасные и злые феи, которые и сами во лжи прекрасно разбираются. Чуть что не так скажешь — и всё, пиши пропало…

Но она должна попробовать. Конечно, фейские флейты она уже почти месяц в руках не держала, с тех пор как добрая фея приносила ей свою свирель, но ведь другого выхода для спасения у них и нет.

И она должна рискнуть. Хотя бы ради Имбиря, чью смерть она всё ещё не могла как следует осознать.

— Это с чего это ты вдруг такая жалостливая стала? — с подозрением спросил один из братьев Рифмача, тощий и длинный гоблин, похожий одновременно на человека и хорька. Кажется, Рифмач называл его Джерри Лгун.

— Ну просто! — бесхитростно ответила Кейтилин. — Меня папа хвалил, когда я на дудочке играла! Вот и хочу попробовать!

Банда Рифмача расхохоталась не сразу: сначала они немного помолчали. И когда Кейтилин испугалась, что всё пропало, начали смеяться, и она успокоилась: отлично, их удалось обмануть! Она не любила притворяться дурочкой, ведь она была очень умной девочкой, но порой приходилось, даже перед теми, кого Кейтилин любила и уважала (то есть перед папой и доброй феей). Теперь, когда фир-дарриги считают её наивной идиоткой, ни разу фейской флейты не державшей в руках…

— Ну, я думаю, можно разрешить, — подмигнул Рифмач братьям. — Люди такие смешные, когда пытаются играть те мелодии, которые придумали мы, феи!

— Ага, — закивал один из братьев Рифмача, толстая и крупная фея с заячьими ушами. — Только, девка, играй что-нибудь пободрее да повеселее. Londonderry Air, например.

— Ой, это я не умею, — притворно покачала головой Кейтилин.

— Дык в том и суть, глупая ты гусыня, — насмешливо произнёс Рифмач. — Ты поиграй, а мы и посмеемся. Может, хоть так смерть своей подружки отсрочишь, если как следуешь нас повеселишь!

— Ой, это хорошо, — закивала Кейтилин. Тилли смотрела на неё как на идиотку, и это выражение Кейтилин выучила очень хорошо: иногда Тилли смотрела на неё странно, и это было куда страшнее, ведь Кейтилин не умела читать мыслей, а понять, о чём думает её спутница, она не могла. Но куда чаще у неё возникало вот такое выражение, в котором отчётливо читалась мысль: «И куда ты лезешь, безмозглая дура, как же мне надоело тебя спасать», и тогда всё было понятно.

Но сейчас Кейтилин знала, что делала. Хотя и не знала, поможет это, или нет.

Ей передали в руки маленькую, почти игрушечную свирель; в руках девочки она тут же приобрела нормальный, человеческий размер, и, прежде чем фир-дарриги успели хоть что-либо возразить или воскликнуть, Кейтилин начала играть.

Мелодия, которую Кейтилин начала играть на фейской свирели, может быть, и не была потрясающей, однако она моментально привлекла внимание фир-дарригов. Тилли почувствовала, как ослабла хватка тех, кто её держал, и лежала, затаив дыхание. Девочка не ожидала, что у Кейтилин получится, чего бы она там ни планировала: во-первых, потому что Тилли вообще не очень верила в способность Кейтилин выпутываться из сложных ситуаций, во-вторых… Во-вторых, мама ей часто рассказывала о волшебной музыке фей, о прекрасных песнях линан-сидхе, о задорных плясках лепреконов и брауни, и всегда в конце с грустью добавляла, что очень мало людей на всём свете могут сравниться в своём мастерстве с фейскими музыкантами. То ли лёгкости не хватает, то ли ловкости в обращении с музыкальными инструментами, то ли всё дело в магии, к которой люди не приспособлены — если только они не колдуны или ведьмы.

Одним словом — ну разве может какая-то лысая девочка в прожжённом дырявом платье, которая впервые в жизни взяла в руки зачарованную флейту паков, хорошо сыграть песню, написанную феями?!