Марина Беляева - Феи Гант-Дорвенского леса

Тилли посадила его себе на грудь и отпустила. Она с трудом приподняла голову и облокотилась на землю, уставившись на разлохмаченного и побитого Имбиря.

— Что за флейта? — спросила она, глядя прямо в глаза принца. — Расскажи.

Тут Рэнди решил, что сейчас пора ему вмешаться. Он достал флейту из широких штанин и помахал ей издалека:

— Вот, брат Имбирь, я вытащил. Скажи спасибо, что ты её не сломал!

— Ай, спасибо, братец Рэнди, удружил! — весело откликнулся Имбирь. Он скрестил ноги и облокотился на колени: — Смотри, что я придумал: фир-дарриги не будут убивать Кейтилин до ночи. Они сначала будут с ней играть, пока не устанут, а ночью уже понесут Паучьему Королю, чтобы он их похвалил и подарил какого-нибудь человеческого ребёнка, чтобы они его воспитывали и сделали новым фир-дарригом.

— Откуда ты знаешь, что они не устанут раньше? — спросила Тилли.

— Знаю, и всё, — сердито ответил Имбирь, раздраженный, что его перебивают. — Так у них заведено, жертву они никогда сразу не убивают. Они могут подбить её кого-нибудь уничтожить, это да — по ребёнку выстрелить, например, но сейчас они этого делать не будут: слишком далеко идти до города. Слушай дальше: вечером мы направимся к ним — Рэнди укажет, где они, он под землёй всё прекрасно слышит и чувствует, — и я тогда начну играть на флейте.

— Ты попробуешь создать фейский круг? — догадалась Тилли.

— Именно! — радостно подпрыгнул Имбирь. — Ни одна фея, если услышит музыку, не пройдёт мимо: все тут же начинают танцевать. Понимаешь?

— Ага, а мне что делать?

— Мы сейчас поищем мать-и-мачеху, и ты её вставишь себе в уши, чтобы не слышать музыку, поняла? Просто скатаешь в шарики и заткнёшь. Иначе ты тоже начнешь плясать и тогда точно умрёшь.

— А что будем делать с Кейтилин? У неё-то уши не будут заткнуты.

— Ты её схватишь и потащишь за собой, изо всех сил. Поняла? Феи не смогут тебя остановить, они будут петь и танцевать.

— Но, Имбирь, — растерянно возразила Тилли, — я не могу её касаться. Ты же видишь, мои руки обжигают её. Она и так вся в ранах из-за меня…

— У тебя есть другие предложения? — возразил Имбирь.

Тилли не знала, что ему ответить.

— Ну обжигаешь, ну и что, — пожал он плечами. — Плохо, но другого выхода у нас нет.

— Да уж, нету…

Они оба замолчали, погрузившись в размышления. Рэнди задумчиво потягивал пиво, Имбирь качался взад и вперёд, не зная, о чём думают остальные, а Тилли прикидывала различные варианты действий. Без сомнения, план Имбиря звучал правильно… но основная проблема была связана с тем, чтобы преодолеть магию фейской музыки и не сильно повредить Кейтилин. Тилли и так чувствовала себя ужасно виноватой перед ней, а если она ещё ей спалит руки… Может быть, накинуть на неё какую-нибудь верёвку и потащить за собой? Это хорошая идея! И как раз у них была верёвка… там, где они оставили корзинку Кейтилин. Возможно, её даже никто пока не разворовал…

— Я придумала кое-что, — заговорила Тилли, принимая сидячее положение и опрокидывая Имбиря на колени. — Имбирь, слушай, ты помнишь, где мы оставили корзинку?

— А зачем тебе? — с подозрением спросил пикси, сверкая зелёными глазами.

— Там должна была оставаться верёвка. Я её возьму с собой и накину на Кейтилин, так мне будет проще её тащить, и я её не обожгу.

— Отличная идея! — вскочил Имбирь, с восторгом глядя на Тилли. — А ты не такая глупая, как я думал! Тогда вперёд, за мать-и-мачехой и верёвкой! Рэнди, помоги нам — я тебе дорогу укажу, просто проведи нас под землёй, чтобы никто на нас не напал!

— Ну вот опять начинается, — вздохнул Рэнди, забивая пробку в наполовину опустошенную бутылку. Ворчал он, впрочем, притворно: на самом деле Рэнди любил приключения, особенно когда опасность грозила не ему. В конце концов, он не делал ничего, что бы нарушало правила Гант-Дорвенского леса: это вот Имбирь кучу всего натворил и это у него будут большие проблемы. Даже подумать страшно, какие. И это не говоря уже о девочке…

А ему-то что, у него всё будет в порядке. Ну поможет организовать им эту забавную небезопасную шалость с фир-дарригами, ну попляшет потом под музыку Имбиря — кстати, играет этот подлец на флейте очень хорошо, лучше, чем кто-либо другой из пикси… Что он теряет, в конце концов?

Однако пиво с Имбиря он всё равно потом стребует. В качестве награды за опасную работу.

Кейтилин никто и никогда не пытался унизить. Да что там, она даже не общалась с людьми, которые могли бы сделать ей плохо! Несколько раз уличные дети кидались в неё всяким мусором и обзывались издалека, но разве это можно назвать унижением или травлей? Подумаешь, дураки какие-то, не знают, чем себя занять… Конечно, Кейтилин немного обижалась на них, но не сказать, чтобы сильно: она прекрасно понимала, что их злые слова не стоят её слез. Другие дети в худшем случае игнорировали её, но вовсе не потому что хотели задеть Кейтилин: просто им ну совершенно не о чём было разговаривать. Вот они и не разговаривали…

До сегодняшнего дня Кейтилин просто не думала, что может столкнуться с существами, которые будут сознательно стремиться её унизить. Что могут существовать на свете такие твари, для которых обидеть другого — истинное наслаждение (или, вернее сказать, уморительное веселье). Что кто-то может получать незабываемое удовольствие, просто обзывая Кейтилин разными словами, пытаясь оскорбить её как можно сильнее и, конечно же, не упуская возможность надавить на самое больное. Например, издеваясь над погибшей матерью девочки или рисуя на её лысой голове всякие непристойности.

Конечно, Кейтилин злилась. Разумеется, девочке безумно хотелось плакать или потребовать, чтобы всё это прекратилось. Но она держалась: Кейтилин просто закусывала губу, бросала холодный взгляд на пускающего мерзкий вонючий дым прямо в её лицо мерзкого гоблина (кто это вообще такие, чудовища какие-то, а не феи!) и старалась спокойно произнести:

— Не смешно.

Сначала противные феи восприняли её упрямство как игру. Главный из них, тот, кто курил вонючую трубку и носил рваную поношенную шляпу, улыбался, отвечал ей: «Ах так? А теперь тебе смешно?» и делал какую-нибудь ужасную вещь: съедал ещё живого лягушонка, например. Или громко пукал. Или со спокойным лицом тыкал ей в лицо острой и грязной зубочисткой, едва не попадая по глазам. Остальные его братья смеялись, а Кейтилин продолжала сохранять серьёзное угрюмое лицо (ей и стараться для этого не приходилось) и упорно отвечала:

— И это тоже не смешно.

В какой-то момент даже эти весельчаки перестали смеяться. Лицо их главаря менялось с лукаво-насмешливого на раздраженное, а после и на откровенно яростное. Их шутки (если их можно таковыми назвать) становились всё злее и злее: они перешли на личности и прямо называли Кейтилин «ублюдской коровой» и «лысой мразью» (и это ещё такие оскорбления, которые приличный рот Кейтилин мог повторить), тыкали в неё горячими палочками, которые прежде совали в огонь… А ещё принимали облик Тилли и отца Кейтилин. Она, конечно, им не верила: Кейтилин не умела видеть фей, как Тилли, но даже ей было понятно, что это не её подруга тычет в неё пальцем и смеётся над тем, какая Кейтилин лысая.