Бриджет Коллинз - Переплёт

Сажусь и заставляю себя прочесть хотя бы одно предложение из письма клерка. Кучер де Хэвиленда слезает с козел и закуривает сигарету. Дым струится меж ветвей, разматываясь, как бинт. Встаю, выхожу в коридор и направляюсь к отцовскому кабинету. Нелл домывает пол и сидит на корточках у самой дальней двери; влажная черно-белая плитка сверкает чистотой. Увидев меня, она колеблется: наверное, раздумывает, стоит ли ей подняться и сделать книксен. Я киваю в знак приветствия. Она склоняет голову и продолжает уборку.

Год назад я бы с презрением отнесся к любому, кто подслушивает под дверью; сейчас же сам стою у двери и стараюсь дышать как можно тише. Сердце колотится, как набат. Но дверь слишком толстая; голоса, раздающиеся по другую сторону, звучат приглушенно. Я отчетливо слышу лишь плеск швабры Нелл, окунаемой в ведро.

— Простите, сэр. — Я оборачиваюсь. Бетти несет на подносе чайный сервиз из розовой майолики. Она обходит меня стороной и открывает дверь. Пытаюсь спрятаться, но не успеваю. Отец стоит за столом и что-то разглядывает. Заходит Бетти; он поднимает голову и видит меня.

— А, Люциан. — Он словно ждал меня. — Заходи. Де Хэвиленд, полагаю, вы знакомы с моим сыном?

— Да, безусловно. — Де Хэвиленд вскакивает и пожимает мне руку. Ладонь у него гладкая, как мыло. — Юный господин Дарне.

Отец показывает на стул, и я сажусь. Кровь приливает к щекам, и полузаживший синяк под глазом болезненно пульсирует. Бетти расставляет чашки и блюдца на маленьком столике у камина. Она принесла только две чашки, но никто не просит ее сходить за третьей. Мы молча ждем, когда она закончит. Среди фарфоровых спаниелей на каминной полке стоит серебряная ваза с тепличными розами. Крупные, пышные темно-красные бутоны отливают пурпуром.

Бетти удаляется. Отец подходит к столику, наливает себе чай, а вторую чашку не трогает. Он возвращается на прежнее место и продолжает изучать книгу — небольшой томик в простом полотняном переплете голубого цвета.

— Хелен, — читает он надпись на корешке, — надо же, никогда бы не подумал… Мисс Хелен. Как благородно звучит.

— Прошу прощения, мистер Дарне. Мой подмастерье отдал распоряжения без моего ведома. Но если пожелаете, я попрошу рабочих переделать надпись…

— Нет, нет. Мне даже нравится. Взгляни-ка, Люциан. — Он показывает мне книгу с переливающейся серебром надписью на корешке. — Мисс Хелен Тейлор. Можно подумать, наша Нелл — важная персона, хотя такой совсем не является.

Я наклоняюсь и наливаю чай во вторую чашку. Де Хэвиленд шевелится в кресле, будто ждет, что я предложу чай ему. Я ловлю его взгляд и делаю глоток. Чай черный и горький.

— Должен похвалить вас, де Хэвиленд, — продолжает отец. — Текст весьма… изящен. Совсем не похож на ваши обычные поделки. Язык куда менее тяжеловесный. Однажды я попрошу вас посвятить меня в тайны переплетного дела и объяснить, почему работы разных переплетчиков так отличаются друг от друга.

Де Хэвиленд бескровно улыбается, но ничего не отвечает.

— Кажется, ваш подмастерье весьма талантлив. Жаль, что он слег.

— Еще раз приношу извинения, мистер Дарне. Он поступил в мою мастерскую после смерти своего первого учителя. С тех пор не прошло и двух недель. Если бы я догадывался о том, как он слаб…

— Нет, нет. — Отец отмахивается от его извинений, как от мухи. Потом подходит ко мне и протягивает книгу. — Что скажешь, Люциан? Люциан тоже ценитель книг, в некотором роде, — добавляет он, обращаясь к де Хэвиленду. — Или станет им, как только наберется опыта.

Я сглатываю слюну и беру книгу у него из рук. Она оказывается очень легкой, и я чуть не роняю ее. Открыв на случайной странице, потираю бумагу между большим и указательным пальцем. Мой взгляд падает на бутоны цвета свернувшейся крови в серебряной вазе.

— Очень мило, — говорю я.

— Двадцать гиней, верно? — Отец выписывает чек и вручает его де Хэвиленду; тот опускает чек в карман тонкими женственными пальцами.

— Благодарю вас, мистер Дарне. И снова позвольте принести искренние извинения; мой подмастерье больше никогда…

— Как он себя чувствует? — спрашиваю я.

Они оба поворачиваются ко мне. Отец поднимает бровь. Я осторожно ставлю чашку на кофейный столик. Звякает блюдце. Мне хочется встать, но вместо этого я кладу ногу на ногу и откидываюсь в кресле. Склонив голову набок, я спрашиваю де Хэвиленда:

— Ваш подмастерье. Он поправился?

— Прошу, поверьте, я места себе не нахожу, — он выхватывает чековую книжку. — Если вывести пятна с ковра окажется невозможно…

— Забудьте о пятнах, — прерываю я. — Как ваш подмастерье?

— По правде говоря, знай я о нем чуть больше…

— Меня тревожит состояние его здоровья, де Хэвиленд, а не степень вашего знакомства с ним.

Воцаряется недолгое молчание. Отец потягивает чай. Он опускает чашку, и я замечаю смутную улыбку на его губах.

— О. Само собой, — отвечает де Хэвиленд. — По всей видимости, то был приступ лихорадки. Болезнь не заразная, клянусь, но несколько дней юноша пролежал в бреду. Врач выписал мне счет на шесть шиллингов, два пенса и полпенни, можете себе представить? Надо сказать, теперь я не знаю, как с ним быть. Скорее всего, найду ему применение в мастерской. Но вы так добры, что справились о нем, юный господин Дарне.

— Еще как добр, — произносит отец. — Люциан находился рядом, когда у вашего помощника случился приступ. Он был очень расстроен.

— Представляю.

Де Хэвиленд помнит точную сумму счета, выставленного врачом, но ни разу не назвал Эмметта Фармера по имени. Я откладываю в сторону книгу Нелл, подхожу к камину и поглаживаю розовый бутон. Лепестки мягкие, как шелк; я даже не чувствую, где кончается воздух и начинается цветок.

— Надеюсь, эээ… ваше лицо… — де Хэвиленд косится на отца и внезапно замолкает. Нащупав в кармане носовой платок, он достает его и вежливо откашливается.

— Нет, — отвечаю я, — это несчастный случай. Ударился пару дней назад.

— Слава богу. Представьте мой ужас, если бы… Простите, юный господин, надеюсь, я не перешел черту, упомянув о случившемся.

— Вовсе нет, — подхватывает отец. Он подходит к камину, наклоняется и нюхает розы. — Люциан и впрямь выглядит так, будто подрался в кабаке. Но он сам виноват. — Он потирает мой висок большим пальцем, словно синяк — чернильное пятно. — Не берите в голову, де Хэвиленд. В молодости все слишком много пьют. Это жизненный факт. Согласны? Особенно накануне свадьбы, до которой Люциану осталось всего дней десять.

— Безусловно, безусловно. Позвольте вас поздравить, — де Хэвиленд учтиво кивает вместо поклона. — И раз уж зашла речь о свадьбе… — Порывшись в кармане, он протягивает мне свою визитную карточку. На плотной кремовой бумаге вытиснены венок и монограмма: прописная «д» и строчная «X». На обороте значится: Де Хэвиленд, Ч.П.П., Элдерни-стрит, 12, Каслфорд. Я был на Элдерни-стрит: там, в одном из импозантных особняков с неприметной латунной табличкой, находится бордель. — Если вам понадобятся мои услуги, юный господин Дарне…