Анатолий Махавкин - Бездна [litres]

– Попустись, – сказала Вобла с ноткой жалости в голосе, – Утюг дал чёткие указания: слушать Емелю, поэтому или ты успокоишься, или придётся оставить тебя здесь.

Зверь, тяжело дыша, обвёл недобрым взглядом своих товарищей. Сейчас он как никогда напоминал хищника, загнанного в угол сворой собак. И тут Теодор, не терявший спокойствия на протяжении всей этой сцены, опустил оружие и повесил его на плечо.

– Это совершенно напрасно, – негромко сказала Вобла, и Круглый согласно кивнул. – Я бы не советовала…

Я был с ней полностью солидарен: оставлять такого человека в таком состоянии с оружием в руках… Я постарался убраться с направления возможного огня. Зверь уже начал двигаться, и автомат сам запрыгнул к нему в руку, нацеливаясь на предводителя. Тот продолжал стоять на месте, сохраняя маску (маску ли только?) безмятежности на гладко выбритом лице. Гигант подошёл к Теодору и упёр ствол автомата ему в грудь. Палец, лежавший на гашетке, побелел от напряжения, будто его обладатель из последних сил сдерживал себя, пытаясь не нажать на спуск. Все замерли, опасаясь пошевелиться, дабы не нарушить это хрупкое равновесие, не разбить его на осколки автоматных очередей. Казалось, чёрто во мгновение никогда не кончится, застыв в точке наивысшего напряжения. Наконец Зверь опустил оружие и прошипел, выпуская воздух, как выпускает пар перегретый котёл.

– Чтоб ты сдох! – выдохнул он. – Не знай ты дороги наверх, я разорвал бы тебя на части!

– Но я-то знаю, – совершенно спокойно ответил Теодор. – Кроме того, если ты вернёшься к Утюгу без меня, долго тебе не протянуть.

– …бал я твоего Утюга! – прохрипел Зверь. – Сколько я этих утюгов пережил и сам перехлопал, никому не сосчитать.

– Дело хозяйское, – пожал плечами Теодор. – Но к твоему сведению, ещё не всё потеряно, и выигрыш может оказаться больше, чем ты ожидаешь.

– Ладно, проехали, – угрюмо сказал Зверь, отворачиваясь от него. – Срал я на все эти выигрыши, главное теперь – остаться в живых.

– Тогда нам тем более необходимо держаться друг за друга, – Теодор обозначил на губах тень улыбки, – ибо склоки понижают боевой дух.

Однако Зверь уже не слушал его, а мрачно взирал на Юрика, потупившего взор. Не знаю, как кто другой, а я уже начал различать этот особый взгляд, который уже два раза предвещал чью-то смерть. Стало быть, пришло время четвёртого «ключа». Теодор не просто так говорил о гарантированной потере одного человека, если мы пойдём по этой дороге. Вольно или не вольно, но мы выбрали этот путь. На всякий случай я полез под куртку, нащупывая рукоять пистолета. Хрен его знает, какие там мысли у Зверя в голове. Ещё решит, действительно, проверить пределы моего везения…

Припомнились Стругацкие с их «счастье для всех даром»… Только здесь принцип сталкеров возвели в куб, приведя целых четыре ключа. Да и счастья даром не будет, а обиженными уйдут все. Если вообще уйдут…

Но где же замочная скважина, в которую сейчас воткнут злополучный «ключ»? Я повертел головой в поисках чего-нибудь, напоминающего препятствие. Ничего не увидел. Короткий тоннель, в котором мы стояли, оканчивался идеально круглой дырой, ведущей в непроглядную тьму. Низкий потолок щетинился тусклыми кристаллами, которые, опускаясь по стене, постепенно уменьшались в размерах.

– Эй ты, замороженный! – позвал Зверь, толкая Юрика носком сапога. – Топай вперёд.

Юра встал и потянулся к рюкзаку. Движения у него были механические, как у робота, запрограммированного на определённые действия. Гигант остановил его руку, покачав головой:

– Рюкзак оставь здесь. Пойдёшь так.

Юра остановился, и на его бледном лице появилось осмысленное выражение. Похоже, сказанное достигло неких глубин его мозга, погребённых под покрывалом, сотканным из ужаса и отчаяния. Парень внимательно посмотрел на Зверя и понимающе кивнул, очевидно отвечая каким-то своим мыслям. Плечи его, и без того опущенные, совсем упали. Сгорбившись, Юра отправился вперёд.

Смысл этой мизансцены был ясен каждому, поэтому все молча смотрели вслед обречённому, который, подволакивая ноги, шагал навстречу смерти. Около чёрной дыры парень остановился и нерешительно потоптался на месте. Кашлянул и оглянулся на нас, словно надеялся на внезапное чудо: вдруг кто-то скажет, типа всё отменяется и ему можно вернуться. Все угрюмо молчали. Не в силах вынести этот умоляющий взгляд, я опустил глаза. Но любопытство оказалось сильнее жалости, и я не смог удержаться и не проследить за судьбой Юрика.

Издав короткий всхлипывающий звук, парень шагнул вперёд. Точнее, попытался шагнуть. Его тело словно окостенело, застыв с поднятой ногой и разведёнными в стороны руками. Несколько секунд я видел светлый силуэт на тёмном фоне, а затем мрак прыгнул вперёд и поглотил несчастного, растворив в своём непроглядном чреве.

– …ец! – коротко вздохнул Швед, шумно сглатывая.

Тихое бормотание заставило меня обернуться, и я увидел Теодора, читающего «Некрономикон». Он произносил слова, с моей точки зрения, абсолютно непроизносимые. Выговорив эту ахинею, Теодор захлопнул чёрный том и устало сказал:

– Вуаля. Дело сделано.

На месте чёрной дыры теперь было нормальное отверстие, через которое я видел стены, освещённые ярким сиянием, больше всего напоминающим солнечный свет. Отбросив в сторону всякую логику (откуда возьмётся солнце на такой глубине?), я помчался к проходу.

– Стой! – крикнула Вобла у меня за спиной.

– Пусть бежит, – спокойно ответил ей Теодор. – Теперь не страшно.

Подбежав к дыре, я осторожно заглянул в открывшуюся пещеру. Не знаю, что я надеялся увидеть, может, открытое пространство под ясным небом или хотя бы пещеру без потолка. В общем, мне ужасно хотелось вырваться из осточертевших казематов наружу, ощутить свежий ветер и забыть о кошмарном лабиринте, по которому мы двигались к неизвестной цели.

Желание это было так велико, что увиденное вызвало у меня глубочайшую депрессию. Хоть стоило ли расстраиваться, если подумать?

Открывшаяся пещера оказалась небольшим помещением, к которому так и просилось определение «уютное». Невысокий потолок источал мягкий рассеянный свет, принятый мной за солнечный. Пол покрывало нечто напоминающее одновременно мех животного и мягкий ковёр. Прыгнув вниз, я убедился: покрытие действительно мягкое, пружинящее, как тренировочный мат. Подобное ему свисало и со стен, гигантскими бородами покачиваясь на лёгком ветерке. Воздух поступал через широкое отверстие в стене, вполне способное пропустить крупного человека, и уходил в другое, точно такое же отверстие. Как ни странно, но, угодив сюда, я ощутил, как мои вконец издёрганные нервы начали успокаиваться.