Марина Эльденберт - Парящая для дракона. Обрести крылья [litres]

– Твою мать! – отчетливо раздалось у меня в голове, и я, нащупав тонкую ниточку свободы, рванулась.

Отчаянно, навстречу этой свободе.

Я даже дернулась в сторону – нелепо, неумело, едва не кувыркнувшись в воздухе, и в это мгновение меня резко швырнуло вниз. Я сама не поняла, как это произошло, крылья перестали подчиняться, тело налилось свинцом, и я камнем полетела в стремительно приближающийся снег.

За мгновение до того, как меня приложило бы о землю, крылья раскрылись снова. Подхватили в миллиметрах от земли, в лицо ударила волна колючего сухого снега.

Я даже испугаться толком не успела, когда уже снова начала набирать высоту.

– Сделаешь так еще раз, – процедил Лодингер, – и я швырну тебя на скалы. Переломаешься, кости срастутся, но не факт, что выживет твоя драгоценная Льдинка.

При мысли о том, что он может навредить Льдинке, внутри все полыхнуло холодом, а следом – бешенством.

– Только попробуй.

– И что ты сделаешь, Лаура Хэдфенгер?

– Вскипячу твой жалкий маленький мозг повторно, – процедила я.

Рванулась в его сознание, как на высоту: с отчаянной силой врезаясь в ошметки его искалеченного черного разума.

И черным стало все: словно перед глазами выключили свет, а пустоши заменили довольно мрачной темной комнаткой, скорее даже помещением, где уцелевшие мониторы показывали серые картинки обзора камер. Я ударила с такой силой, что меня замутило, воздух закрутился вокруг меня вихрями. С трудом удержав равновесие, я взмыла выше и рванулась снова. Снова и снова, пытаясь освободиться, вышвырнуть его из своего разума.

– Это невозможно! – взвыл Лодингер. – Невозможно! Невозможно!

– В моем случае возможно все, урод!

Не знаю, сказала я это или подумала, но крылья вновь стали моими. Руки. Ноги.

Даже движение воздуха, хлещущего по щекам, треплющего волосы, то подхватывающего меня, то готового уронить, сейчас ощущалось иначе. Картинка реальности то выпадала на Лодингера, то снова сменялась пустошью.

Вспышка. Заснеженные изломы стремительно приближающихся гор.

Вспышка. Расплывающиеся перед глазами мониторы, скрюченные, жалящие столешницу пальцы.

Вспышка. Я разворачиваюсь, медленно, словно что-то тянет меня назад. Мне надо вернуться к резиденции, но я не представляю, куда лететь, поэтому растерянно смотрю на белые простыни внизу.

Вспышка. Дисплей. Быстрый набор.

– Ты обещал! – орет Лодингер кому-то. – Ты обещал, что она до меня не дотянется.

– Связь всегда работает в две стороны, а у вас, как я вижу, полная синхронизация. – Незнакомый голос. В отличие от диковатых интонаций Лодингера в нем нет ни капли безумия, только убийственная жесткая решимость. – Именно это мне и было нужно. Игра закончилась. Начинайте атаку.

– Это не мое сознание! – кричу я. – Не мое! Не мое! Не мое!

Но поздно: наши сознания действительно связаны, и сила отложенного приказа (я уверена, что это именно он) бьет в меня с такой мощью, что из груди вырывается не то сдавленный выдох, не то рычание полудракона. Я вижу, как тает жар моего дыхания с искрами пламени, как ко мне тянутся сотни, тысячи нитей сознаний. Они подсоединяются к моему одно за другим. Драконы.

Наши, я почти вижу, как клубится их пламя.

Огненные, их рев разносится над сухим жаром пустошей.

Пустынные, взрывающие землю гибкими телами, вырывающиеся на поверхность.

Их бесчисленное множество, и на моих глазах рвутся десятки нитей. Крик, исторгаемый драконами, мне кажется, слышен даже сквозь пространство и время. Я бы зажала уши руками, но чужая воля возносит меня над скалами, все выше и выше, выше и выше, выше и выше. Отсюда отлично видна распоротая льдами гладь океана, а с заснеженных вершин один за другим срываются драконы. Они не замечают меня, но сквозь меня льется их жизнь, их сила, пламя, единое сознание: все, что когда-либо связывало всех драконов нашего мира.

Боль драконов становится моей, она раскаляет меня, как их раскаляет ярость – всех, от самого крохотного, едва умеющего ходить драконенка до первого лидера. Эта волна поднимает всех нас, связанных по всему миру. Подбрасывает.

И швыряет на города.

Я вижу, как сотни драконов летят в сторону Хайрмарга.

Я чувствую, как то же самое творится в Лархарре. В Фияне. В Аронгаре. В Рагране.

И когда мне кажется, что хуже уже быть не может, лед в океане идет трещинами. Вспарывая его пласты, ввысь взмывают фервернские глубоководные, только в отличие от снежных они разворачиваются не в сторону города. Они разворачиваются ко мне.

От этих драконов исходит не покорность, а ярость. Неприкрытая холодная ярость, дикая, звериная, необузданная, от которой мне, несмотря на всю защиту моего тела, становится холодно изнутри. Расстояние стремительно сокращается, но время для меня словно замирает. Я вижу их как во сне: мощных зверей с устрашающими шипами на чешуе, особенно выделяется их лидер. Вибрирующее в его груди черное пламя кажется больше его самого, и кажется, что, когда он его выдохнет, тьмой накроет весь мир.

Он смотрит на меня, и в его глазах – почти сливающихся цветом с его чешуей, я читаю свой приговор.

Я угроза для них.

Угроза для всего мира.

Ему даже не надо выдыхать пламя, он просто врежется в меня, и…

За миг до того, как это произойдет, перед глазами мелькает тень. Смертоносная быстрая тень, дракон. Он обрушивается на лидера с такой силой, что их двоих сносит в сторону. Потоком воздуха отбрасывает и меня, я все-таки кувыркнулась, удержавшись в воздухе исключительно благодаря крыльям и Лодингеру, который ругался так, как будто вообще не знал нормальных слов.

Впрочем, мне было не до Лодингера.

Торн.

Этот дракон – Торн, я его чувствовала, хотя сейчас не хотела бы чувствовать. Хотела бы выключить все свои силы, свои чувства, себя всю, потому что все, что было живо во мне, тут же становилось известно Лодингеру.

Драконы развернулись в воздухе и с рычанием бросились друг на друга. Остальные глубоководные опустились в снег, с шипением вспороли его черными заостренными, как жала, хвостами. Я смотрела, как ввысь взмывает их лидер, чтобы выдохнуть черное пламя, как Торн разворачивается и уходит от смертоносного потока, снова бросаясь на противника.

На этот раз глубоководный тоже уворачивается, змеей скользит в воздухе, раскрывая шипы. Которые врезаются в чешую Торна, вспарывая ее, и капли крови летят в воздух. Я кричу так, что, наверное, сорвала бы голос, если бы могла открыть рот. Мне кажется, что изнутри меня тоже покрывает чешуя, разрывая каждую клеточку тела.

– Нет! – кричу я. – Нет! Нет! Торн!

Дракон с рычанием взмывает вверх, глубоководного окатывает ледяным дыханием, которое приходится на черную как ночь чешую, скатывается с нее трескающимися кристалликами, осыпается вниз, казалось не причинив ему никакого вреда.