Кирико Кири - Песнь надежды. Том 4

Они не спорили. Друг за другом вышли, одарив нас испуганными и полными ненависти взглядами. Отсчитав минуту, когда нас точно не будет слышно, я посмотрел на Диора.

— Не будут мстить?

— Зассут. Мы их размажем, не глядя. Они это знают, потому ненавидят теперь нас и боятся. Небольшой совет, Тэйлон. Хочешь в любой ссоре или споре выйти победителем, обвини оппонента, а потом просто раскручивай это. Поверь на слово — тот, кто начинает оправдываться, обречён на поражение. Хотя благодаря Юноне у нас на одного врага теперь больше.

— Что будет?

— Ничего. Ты вышвырнешь эту суку из нашего поместья пинком под зад. Или закопаешь под деревьями — тебе решать, Тэйлон.

— Я про то, что ты их обвинил. Будет что-то?

— Нет. Приедут Блэскенсы, может даже с Доргейнбергами, и скажут, что вышло недопонимание и им стоило предупредить. И так жаль, накладочка вышла. А теперь они хотели бы получить Юнону, так как ведь она всем насолила. Так будет правильно.

— А закон…

— К чёрту закон. Забудь о нём, настали другие времена, и теперь выживает сильнейший, — отмахнулся Диор. — И это явно не про Белых Клыков.

— Ты отдашь им её?

— Нет. Ведь её уже здесь не будет. У тебя есть время спровадить её.

— Если они придут завтра…

— Тогда вышвырни их сейчас, Тэйлон. Прояви настойчивость и скажи, что ты или сам её грохнешь, или она свалит. И не надо приводить Хлину в пример, здесь другое.

— Ага, это другое, понимаю, — отозвался я.

— Потому что действительно другое.

— Да как же… — огрызнулся я.

— Из-за Хлины нам не грозит получить пиздюлей. А Юнону даже убивать не надо — просто вышвырни её за ворота, и они уже сами всё сделают. Если не можешь, так и скажи, и я это сделаю. Время, когда можно было проявить жалость, прошло, братец. Раз мы ввязались в это, то не имеем права облажаться. Слишком многое на кону.

Я вышел из кабинета в не самом приподнятом настроении. Я знал, что правота за Диором, но чувствовал, будто предаю самого себя. Мне было это не по душе. Она меня раздражала, очень раздражала, но при этом почему-то рука не поднималась так поступить. Размяк… раньше бы даже не задумался над этим. Этот мир делает меня слабее, это точно.

Если вспомнить видение, то тогда, в самом конце, я тоже ослушался ведь. Пошёл наперекор божеству, чем заслужил наказание за неповиновение. Возможно, памяти лишился по той же причине. И вот снова, я знаю, как правильно, знаю, что это поможет роду и, как следствие, мне, а всё равно погано.

Я нашёл Юнону рядом с четырьмя стражниками, которые окружили её, держа ружья наизготовку. Сидела на кресле, баюкая уснувшего брата, не подняв головы, даже когда я вошёл.

— Оставьте нас, — кивнул я и, дождавшись, когда они выйдут, подошёл к Юноне. Язык словно к нёбу прилип, когда я смотрел на неё. Особенно, когда понимал, что мне необходимо сказать этой девушке. — Тебе надо будет уйти.

— Тэйлон… — очень тихо, едва слышно пробормотала она.

— Ты покинешь поместье, Юнона, — твёрже сказал я. — Тебе нельзя здесь оставаться.

Она не ответила. Опустила голову ещё ниже и, кажется, беззвучно заплакала.

— Это смерть…

— Это уже не моя проблема, Юнона.

— Ты убьёшь нас собственноручно, — проскулила она. — За что ты так возненавидел меня, Тай-Тай… что я такого тебе сделала?..

— Не надо переводить всё в плоскость, что я тебе мщу. Ты привела к нам хвост, навлекла нам на голову проблемы, у нас просто нет выхода.

Я вздохнул, отвернувшись от неё.

Да, на войне, как бы это не звучало, было проще — пришёл, увидел и убил. А здесь…

Я стоял, продолжая бороться с самим собой.

Что-то внутри противилось. Не сказать, что я не страдал моральными муками и раньше, совсем нет: такое раз от раза случалось, что доставляло много проблем. Аж мозги в трубочку сворачивались, когда смотрел на то, что нужно было сделать, и понимал, насколько я уёбок. Поэтому иногда делал, иногда находил другие варианты.

Однако чем больше жил, тем меньше становилось моментов с моральными терзаниями и тем меньше я искал способов разрулить ситуацию. Просто делал дело, стараясь не обращать на себя внимания. Совесть уже не мучала, когда внеочередной ребёнок гиб от моей руки, когда приходилось что-то делать, когда всё внутри кричало против. Чувства стали затупляться.

А сейчас как гром среди ясного неба. В любой другой ситуации я бы выставил её, не задумываясь, особенно, когда не мне делать грязную работу. А здесь будто душу рвало…

И Юнона, словно чувствуя мои душевные терзания, подняла заплаканный взгляд, глядя мне прямо в глаза, будто пытаясь там что-то рассмотреть. И, возможно, я слабак и действительно поддался ей, как ребёнок. Такой хвалёный профи, который вырезал всех пачками, убийца тысяч, не смог поднять руку на девушку с ребёнком, хотя делал это не раз и не два.

А может просто во мне ещё что-то было, кроме цинизма и какого-либо эмоционального холода по отношению к происходящему. Может я был ещё недостаточно мёртв внутри, чтобы считаться роботом, как знать…

— Тина, Ройс! — громко позвал я служанок, что до этого их караулили вместе с несколькими охранниками.

Те буквально влетели в комнату, низко поклонившись.

Я смерил взглядом Юнону, вздохнул и отвернулся от них.

— Найдите им комнату и помойте. И поднимите лекаря, пусть осмотрит её, — бросил я и вышел из комнаты, чтобы не видеть Юнону и не слышать её «ах», «ох» и «спасибо».

— Тэйлон… — послышалось мне в спину, но я не отозвался.

Вышел и быстро зашёл за угол, где и остановился, прижавшись к стене и устало потирая глаза. Мне сказали, что я должен поступать так, как велит моё «Я». Что ж… теперь мы знаем, насколько моё «Я» бесхребетное и слабое. Хотя забавно, что везде жалость и милосердие воспринимается исключительно с отрицательной стороны, хотя на моих глазах именно благодаря этому решались многие вопросы без жертв.

Тогда почему я чувствую себя таким идиотом, который сейчас многое пускает насмарку? Который из-за жалости пускает под откос практически всё, что создавалось с большим трудом?

Вроде и правильно сделал, как чувствую в душе, но в то же время мозг твердил, что я сейчас конкретно подставляю всех нас.

Но подстава будет засчитана, лишь когда всё действительно пойдёт по пизде, верно?

А пока…

Чувствуя себя виноватым кретином, я вернулся к Диору. Блять, человек, который убивает всех налево и направо, чувствует себя нашкодившим ребёнком… Юнона, сука, ненавижу тебя…

Я вошёл без стука с гордо поднятой головой, застав Диора что-то строчащим. Он лишь приподнял голову, после чего растянулся в улыбке и вернулся к документам.

— Слабак.

— В смысле? — нахмурился я.

— Не смог.

— С чего ты взял?