Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

Каждый фархеррим подключен к астральной паутине, удерживает одну из «нитей», ядро которых – в Банке Душ. По сути, тот же принцип, что у душебоев, но душебои привязаны к личному счету Мазекресс, а фархерримы имеют собственные.

– Половина добычи пойдет демолордам как налог, – напомнил Дзимвел, когда они затаились в кронах деревьев. – А десять процентов – Матери, что нас породила.

– Я бы предпочла забрать все себе, – недовольно зашептала в тенях Ильтира.

– Поэтому главный здесь я, а не ты. Если забирать все себе, нас тотчас сгноят. Единоличники не выживают.

Мазекресс обещала, что в будущем, если удастся протолкнуть их в полноценные аристократы, апостолы займут места в четвертом сословии, станут рядом с банкирами, дамами и вексиллариями. И тогда простые фархерримы будут платить дань уже им… а они, конечно, делиться с Матерью.

Первыми выпустили костяных котов. Ветцион потрепал их за ушами и велел окружить лесную деревню, приглядеть, чтоб никто не ускользнул. Сам он уже раскручивал астральный аркан.

Это у Ветциона получалось даже лучше, чем у Дзимвела. Прирожденный охотник, он вытягивал души одним резким рывком. Не причиняя страданий, не повреждая тел.

Фархерримы мелькали в тенях. До последнего оставались незамеченными, выдергивали смертных по одному. Зашел в хлев – упал за порогом. Отвернулась мать от младенца – тот уже остывает. Следом падает и она сама…

– То есть фархерримы все-таки ничем не отличаются от других демонов… – подпер щеку кулаком Дегатти.

– Такова уж наша роль в глобальной экосистеме, – развел руками Янгфанхофен. – Кстати, как тебе карасики, Дегатти? Вкусные? Заживо потрошил, специально для тебя. Шесть невинных рыб погибли в муках, чтобы ты утолил голод.

– Ты… ты опять на что-то намекаешь, да?

Это заняло едва полчаса. Куда дольше они потом подчищали следы присутствия. Избавлялись от скверны, концентрируя ее в мертвых телах. Из-за этого те слегка… портились. Приобретали такой вид, словно лесной люд выкосила какая-то хворь, неведомая болезнь.

– Было бы проще сжечь их всех, – сказала Ильтира. – Списать все на пожар.

– Мы не можем каждый раз сжигать, – возразил Дзимвел. – Чем меньше мы оставляем следов, тем больше сможем сжать. Надо учиться обращаться со скверной.

– Мерзкое слово, – проворчала бывшая воровка. – Когда ты говоришь «скверна», я будто снова слышу Агипа.

– Вы все – скверна, я вас уничтожу!.. – передразнил Ветцион, раздавая костяным котам самые вкусные куски. – Что он там в прошлый раз говорил про лестницу?

– Неважно, – отмахнулась Ильтира, с презрением глядя на быстро разлагающиеся трупы. – Поверить не могу, что мы были когда-то этими существами.

– А ты помнишь свою человеческую жизнь? – спросил Дзимвел.

– Нет. И хорошо. Вряд ли там было что достойное внимания.

На самом деле она помнила прежнюю жизнь даже слишком отчетливо. Но Ильтира была из тех, кто отверг человечность с ожесточением. Так разные скоробогачи иногда обрывают все прежние связи и делают вид, что никогда не жили в этой грязной халупе.

Костяные коты набивали животы, громко урча. Дзимвел окинул деревню последним взглядом. Никого не осталось. И их никто не видел, если не считать лесных духов… но их фархерримы тоже переловили. Астральным арканам не требовалось погружаться в тело из плоти.

Вместе с духами вышло пятьдесят девять условок. Не так уж и мало. Из них тридцать разделят демолорды, еще шесть уйдет Матери, но двадцать три останется непосредственным исполнителям.

Ветцион сегодня заработал десять, Ильтира восемь. Дзимвелу досталось меньше всех – он не слишком старался и охотился в единственном числе. Будет лучше, если подопечные останутся довольны добычей и наставником. Не будут чувствовать себя обделенными.

– Ну что, еще деревеньку? – предложил Ветцион, разохотившись.

– Нет, теперь неделю отдыхаем, – мотнул головой Дзимвел. – Не жадничаем, а то нас прихлопнут.

Мазекресс особо предупреждала на этот счет. Не зарываться. Подобная охота – самый легкий способ жатвы, но если поймают на горячем, Паргорон не защитит. Никто пальцем не шевельнет, чтобы их выручить.

И охота – всегда риск. Отстреливать зайцев несложно, но кабан при удаче может выпустить охотнику кишки. А уж если встретишься с матерым медведем или нарвешься на лесничих…

А пока этот Дзимвел пировал в лесу с напарниками, другой Дзимвел слушал сбивчивые речи гетмана Газюльбы.

Военная служба, бизнес, администрирование, охота – всем этим Дзимвел занимался как эмиссар Матери. Но он мог разделяться на пятьсот равнозначных сущностей, поэтому обстряпывал и собственные делишки. Как в Паргороне, так и за его пределами.

Например, в одном сонном малоразвитом мирке Дзимвел втихомолку набивал собственный карман. Он договорился со своим бухгалтером-бушуком, и тот проводил эти доходы как беспошлинный сторонний заработок. Добровольные жертвоприношения. Пятнадцать процентов все равно шли на налоги, десять процентов Дзимвел сдавал Мазекресс, а еще десять – тому самому бушуку… но оставшиеся шестьдесят пять были чистой, законной прибылью.

Правда, здесь уже нельзя было ни заключать контракты, ни культивировать смертных, ни уж тем более охотиться напрямую. Провести беспошлинно получалось только некоторые, довольно специфичные сделки.

Как эта, например. Гетман Газюльба, этот огромный, закутанный в шубу усатый мужик, гневно вещал, что упыри у него уже в печенках сидят и вообще он крайне недоволен тем, что его идиоты-гайдуки раскопали ту шахту.

– Сокровища они, понимашь, искали! – тряс толстым пальцем гетман, держа Дзимвела за пуговицу. – Сокр-ровища, иху их мать в гузно!.. Вот этак вот они мне и поднасрали, понимашь!..

Дзимвел кивал, учтиво улыбаясь. Газюльбе он казался человеком – без крыльев, когтей, рогов и хвоста, с обычной бежевой кожей, пониже ростом.

И проблема его не стоила выеденного яйца. Гетман возвращался домой из военного похода, остановился передохнуть в одной из своих волостей – да тут неожиданно и встрял. Гайдуки, тоже уставшие от сражений, где-то прогуляли всю ночь, а под утро, уже совсем хорошие, услышали от кого-то легенду о сокровищах в заваленной шахте.

– И хватило ведь дуракам удали!.. – возмущался Газюльба. – Всем, понимашь, панцирством рыли! Где и кирки-то раздобыли, охламоны?!

Сокровищ в шахте не оказалось никаких. Зато там оказалась нежить. Ходячие мертвецы, которыми обернулись горняки, заваленные там сотню лет назад. Причем все эти годы они сами ломали камень изнутри – потому и ходили о шахте нехорошие слухи, потому и гайдуки развалили завал так легко и быстро. Еще б немного, и мертвецы с кирками выбрались бы наружу сами.