Д Штольц - Яд и Меч

— Доброго вечера, учитель, — с улыбкой произнес Юлиан, вслушиваясь в далекие крики ночных птиц и стрекот цикад.

Вицеллий остался безмолвен. Приняв из сухощавых пальцев старика склянку, Юлиан вынул пробку и принюхался, сначала привычно попробовав часть крови, а затем выпил и все остальное.

— Зиалмон… — прошептал граф, и Вицеллий лишь кивнул.

Болезненное и худое лицо вампира выражало некоторое беспокойство. Из-под тонких бровей колючим взглядом Гор’Ахаг вцепился на прикрывшего глаза Юлиана, а губы сжались в одну линию.

— Я переговорил с твоей матерью, Юлиан, по поводу нашего разговора.

— Зачем? — граф недовольно взглянул на веномансера. — Я же, когда спрашивал Вас про медуз, просил ничего не говорить матушке.

— Я был обязан сообщить госпоже. Ты рискуешь понапрасну.

— Ну и что же она сказала? Хотя я уже подозреваю… — последовал тяжкий вздох. В который раз Юлиан убеждался, что обещаниям старого веномансера доверять не стоит.

— Запретила совершать задуманное тобой. Это неразумно и глупо! И я с ней, между прочим, согласен.

— Почему неразумно? Учитель, вы сами поначалу сказали, что это здравая идея.

— Мало ли что я говорил! Если с тобой что-нибудь случится, пострадаю я.

— Вас это никак не касается. Идея моя.

— Но область-то моя, Юлиан! Ты не простолюдин, чтобы рисковать своим здоровьем ради других.

— Страдают и наши карманы, мастер.

— Карманы легко набить снова, если поднапрячь чернь. Она для того и живет.

Старый веномансер закинул нога на ногу и посмотрел сердитым взглядом на графа Лилле Адана, который своей безумной затеей грозил испортить Вицеллию всю беззаботную старость, обеспеченную и сытную.

— Сегодня гонец принес из Луциоса печальную весть. Спящий… То есть Левиафан буквально у Голубого Когтя пожрал два выходящих из бухты судна.

— Ну что ж, — Вицеллий как ни в чем не бывало развел руками. — Все умирают. Это те корабли, что задержались из-за погрузки?

— Да. Некоторые не смогли покинуть Нериумовскую бухту сразу же после указа.

— Глупцов сгубила жадность, — по губам Вицеллия проползла, подобно змее, ядовитая улыбка, и пожилой мужчина погладил шершавыми пальцами любимое паучье кольцо.

Из-за кустов олеандра показалась крепенькая девушка с чуть сутулой спиной. Карими глазами она раболепно посмотрела на Вицеллия и согнулась в поклоне.

— Тео Вицеллий. Вам подать подушки под голову? — тихонечко произнесла дрожащим голосом Кайя, служанка-айорка Вицеллия Гор’Ахага.

— Если бы мне были нужны подушки, я бы позвал тебя. Уйди с глаз моих.

Когда рабыня виновато кивнула и с подушками под мышками развернулась, чтобы уйти, старый веномансер закатил глаза и сморщился.

— Слабоумное создание. За тридцать лет ее пустая голова так и не запомнила правила, — донеслись до ушей Кайи слова веномансера.

Чуть позже тихий шелест арзамасовой юбки по выложенной камнями дорожке оповестил Юлиана о том, что скоро к нему с Вицеллием присоединится и Мариэльд де Лилле Адан. Граф шумно выдохнул, ожидая спор. Через полминуты из-за каменной ограды, оплетенной плющом и укрытой сенью сосен, показалась графиня. Две серебристые толстые косы лежали на плечах, а голубые глаза тепло взглянули на сына.

— Доброго вечера, матушка, — Юлиан подскочил со скамьи и, наклонившись, обнял хрупкую пожилую женщину.

— Доброго… доброго…

Женщина направилась к середине скамьи и мужчинам пришлось резко подвинуться в стороны, чтобы хозяйка Ноэля села туда, где ей вздумалось.

— Ваше Сиятельство, вы сегодня замечательно выглядите, — поцеловал сухую руку Мариэльд старый веномансер.

— Я знаю, Вицеллий. Юлиан, ты решил похоронить себя в желудке Левиафана и лишить меня сына? — Мариэльд подняла тонкие брови и выжидающе посмотрела на вампира с полуулыбкой на приоткрытых губах.

Юлиан никогда не видел матушку сердитой. Она всегда держала на губах улыбку и вела себя так, словно все происходящее случалось в соответствии с ее задумкой. Но слуги и все окружающие считали, что лучше не испытывать судьбу лишний раз, и исполняли все сказанное графиней моментально.

— Не лишу, матушка, — как можно увереннее заявил Юлиан. — Вериатель обещала помочь.

— Я теперь должна надеяться на милость своенравной кобылы?

— Нет, матушка, что Вы… — Юлиан взял худенькую руку женщины в свою и осторожно погладил. — Вериатель всегда приходит на зов. Это же моя Вериатель. Все получится.

— Не получится. Я запрещаю тебе выходить в море.

Как ни в чем не бывало хозяйка Ноэля откинулась на вовремя подложенную веномансером подушку, прикрыла глаза и стала наслаждаться пением цикад. Над потаенным садом нависла гнетущая тишина, а вибрирующий стрекот насекомых накалял ее еще сильнее. Юлиан молчал, а Вицеллий, делая вид, что изучает цветок голубого олеандра, высаженный по бокам скамьи в кадки, ждал продолжения. Наконец, граф Лилле Адан устало улыбнулся и распрямился.

— Матушка, я благодарен Вам за заботу и опеку, но я уже не мальчик двадцати трех лет. И вправе решать, как мне поступать.

Мариэльд ничего не говорила, лишь ласково отвечала поглаживанием пальцев по теплой ладони сына. Их одинаковые перстни, украшенные травяной гравировкой, с голубым сапфиром, терлись друг об друга ободками.

— Матушка, — Юлиан продолжил свою речь, чувствуя сухость во рту от волнения. — риск есть, да, небольшой, но он оправдан…

— Никакая выгода не сможет оправдать потерю мной сына, — перебила тихо, но властно хозяйка Ноэля. — Я тебе все сказала, Юлиан. Не смей мне перечить.

С нахмуренными бровями Юлиан поднял руку матери и нежно поцеловал. Он ее, бесспорно, любил и уважал, как никого другого на свете, но сейчас чувствовал необходимость воспротивиться.

— Я не хочу перечить Вам, матушка. Я поразмыслю над другими вариантами, но, если не найду иного выхода, то исполню задуманное.

— Найми нескольких рыбаков и щедро вознагради их семьи за утерю кормильца.

— Афенские медузы слишком ядовиты для человека! — покачал головой Юлиан. — Скольки ж людям придется умереть, матушка, чтобы осуществить задуманное?

— Ты дороже их всех.

С этими словами, не терпящими возражения, Мариэльд, не желая ничего слышать в ответ, снова закрыла глаза и ее бледное худое лицо в умиротворении замерло. Двое мужчин переглянулись — в прищуренных мышиных глазах Вицеллия явно читался укор. Юлиан поднял брови, дернул плечами и встал со скамьи.

— Норовитый характер. — донеслись слова Вицеллия, сказанные, чтобы поддержать Мариэльд.

— Твое мнение мне не интересно, Вицеллий, — холодно оборвала веномансера графиня.

Медленно Юлиан побрел к особняку, где поднялся на третий этаж. Там, крепко задумавшись над словами матери, сам переоделся и лег в постель.