Андрей Стригин - Кирилл Обломов и его невероятные миры

— Нет, здесь так сыро и жутко, а котёнок такой маленький и беззащитный, вдруг его кто-то обидит.

— В принципе ты права, — соглашаюсь я, всматриваясь сквозь затопленный лес.

Где-то вдали мерцают огоньки. Они вспыхивают то слева, то справа, иногда впереди, освещая тусклым светом маслянистую поверхность топей.

— Это блудички? — шёпотом спрашивает Катя.

— Наверное, — мне становится зябко. — Ты хлебные крошки не забыла?

Катя сунула руку в карман и достаёт их целую горсть. Трёхглазая курица, увидев такое богатство, зашлась в жалобном кудахтанье.

— На, мерзкая гадина! — Катя швыряет ей целую горсть.

Курица с жадностью налетает на хлебные крошки и лихорадочно склёвывает их, словно неделю голодала.

— Ты её ещё кормишь, — скривился я.

— Да что с неё взять, глупая курица, а ведь тоже кушать хочет, — вздыхает Катя и держит ещё одну горсть хлебных крошек. — А как их Огонькам дать? Просто кинуть, да? — неуверенно спрашивает она.

— Давай попробуем сначала клубочек бросить, — предлагаю я, — а когда подберёмся к ним поближе, крошки кинем.

Достаю подарок Бабы-Яги, рассматриваю его, с виду обычный моток шерстяных ниток из которых можно связать свитер или тёплые носки.

— Неужели покатится? — недоверчиво заглядывает мне через плечо Катя.

— Не знаю, — пожимаю плечами я.

— А вдруг это добрая шутка Бабы-Яги? — хохотнула Катя, рассматривая невзрачный клубок из шерстяных ниток.

Оглядевшись по сторонам, взглядом найдя более-менее сухое место, осторожно его кидаю. Клубочек от удара об землю слегка откатывается в сторону и застывает в задумчивой неподвижности.

— Так я и знала, — разочарованно тянет Катя, — весёлая старушка!

— Странно, — пинаю его ногой, клубочек вновь откатывается и застывает. — Катись! — требую я и даже ногой топаю.

Клубочек вроде качнулся, словно не понимая, что от него хотят и вновь недвижим.

— Вроде как дёрнулся? — спрашивает Катя.

— Показалось, — испытывая глубочайшее разочарование, говорю я.

Катя поднимает его с земли, заботливо обтряхивает от налипшей грязи, кладёт за пазуху:

— Будет время, шарфик себе свяжу, — грустно улыбается она. — Вот Бабушка-Яга, вот шалунья!

— Что ж, придётся самим искать дорогу. Сейчас шесты сделаем и пойдём, — со страхом говорю я, вглядываясь в мёртвый лес.

— Послушай, а вдруг кикимора выскочит? — невольно прижимается ко мне Катя.

— Назовём, истинное имя Бабы-Яги, она отстанет. Кстати, ты не забыла его?

— Ой, кажется, забыла! — теряется Катя.

— Вроде … Чичача, — напрягаюсь я.

— Да нет … Чечачия.

— А может, Чучачка? — брякаю я.

— Сам ты Чучачка, — вздыхает Катя. — Забыли, значит, — с грустью опускает взгляд, кидает голодной курице ещё одну жменю хлебных крошек.

— Все не истрать, — беспокоюсь я.

— У меня их целый карман, — она сдувает со лба непокорную чёлку. — Пойдём шесты делать?

— Пойдём, — понуро отвечаю я.

С шестами наизготовку ступаем в болото. Под ногами хлюпнула вода и на поверхность вырвались пузыри, лопнули, распространив после себя тошнотворный запах гнилой тины.

— Мне страшно, — отшатнулась Катя.

— Если тебе будет от этого легче, то мне тоже страшно, — в ответ говорю я.

— Нет, совсем не легче, мальчики должны быть всегда храбрее девочек! — с горячностью изрекает Катя.

— А я думал, вы всегда предпочитаете быть храбрее нас.

— Это в школе, а здесь … девочки предпочитают смелых мальчиков!

— Хорошо, держись меня, Катя. Иди строго нога в ногу, так по болотам ходят, я по Дискавери видел, — несколько польщённый говорю я.

Зажмурившись, делаю ещё шаг, вновь поднимаются зловонные пузырьки, вызывая спазмы в горле. Но я не погружаюсь в болотную жижу, под ногами ощущаю постилку из спрессованных корней и ила, она колышется как кисель в чашке, но наш вес пока держит.

Щупаю впереди шестом, он не проваливается, делаю ещё шаг. Постепенно заходим всё дальше и дальше в болото.

Мерцающие огоньки вспыхивают с разных сторон, иногда приближаются, словно испытывая любопытство, затем уносятся в сторону, где отражают зеленоватый свет на поверхность трясины.

Трёхглазая курица несётся за нами, перепрыгивая с кочки на кочку, бывало, промахивается и падает в воду, взметая крыльями тучу брызг, и при этом истошно кудахчет, но упорно выбирается на следующую кочку, стараясь от нас не отстать.

Останавливаюсь. Катя налетает на меня, отступает в сторону, мигом погрузившись по пояс, и едва не тушит факел. Затягиваю обратно на тропу, укоризненно качаю головой.

— Ты чего? — спрашивает она, тяжело дыша, в изнеможении опираясь на шест.

— Пташку подождать надо, боюсь, потонет, курицы, как известно, плавать не умеют.

— Пожалел? — Катя с трудом выдавливает из себя смешок.

— Ты знаешь, да, — сознаюсь я. — Хотя, наверное, потопла и нам проблем меньше стало.

Курица с хриплым кудахтаньем подобралась к нам, растопырила крылья, чтобы держаться на поверхности и даже от усталости закатывает все три глаза.

— Ладно, мерзкая дрянь, залетай мне на плечо, — смилостивился я.

Птица даже клюв раскрыла от удивления, но тут же, взлетает мне на спину и садится на плечо благодарно, квохча.

— На Робинзона Крузо похож, — смеётся Катя, — только у того попугай был, а у тебя грязная, мокрая курица.

— Ох, и тяжёлая она! — кривлюсь я.

— Устанешь, я её понесу.

— Да это я так, к слову, — отмахнулся от Катиного предложения, — сам дотащу. Ты лучше иди след в след, а то опять нырнёшь в болото.

Вытягиваю факел, стараясь рассмотреть, что делается впереди. Всё те же мёртвые деревья и гнилая вода. Тыкаю шестом, он уходит полностью под воду, пытаюсь нащупать дно с другой стороны, вновь пустота.

— Впереди трясины, другой путь искать надо, — озабоченно говорю я.

— Назад надо идти?

— Придётся, — я пытаюсь обойти Катю, но едва не падаю в трясину, Катя успевает схватить меня за кольчугу.

— Знаешь, а их надо с себя снять, а то будет нам Ледовое побоище, — предлагает Катя.

— Кого снять? — не понял я.

— Кольчуги. Попадём в трясину, точно не выплывем.

— Жалко.

— Птичку жалко, — хмыкает Катя, стаскивает её с себя и без сожаления бросает в сторону.

Трясина жадно хлюпнула и мгновенно утянула кольчугу на дно. — Вот видишь, так и нас может засосать.

Не раздумывая, расстаюсь со своей кольчугой. Мгновенно чувствую себя таким беззащитным, даже мороз продрал спину.

— Зато не утопнем, — чувствует моё состояние Катя.

Огоньки суетятся у трясин, словно зовут. Так хочется идти им на встречу, это как гипноз. Вот и Катя делает неуверенный шажок в их сторону, но я с усилием сбрасываю с себя наваждение.

— Катя, крошки доставай, видишь, они не в духе.

— Ах да, — трясущимися руками она лезет в карман. — Эй, блудички, это вам! — дрожащим голосом зовёт она их и бросает небольшую горсть хлебных крошек.