Лаура Кардеа - Осколки серебра и льда [litres]

– Яры на самом деле очень скромные, – шепчет мне Сиф, в то время как принц подходит и встает рядом с Энцекиаль. – За исключением их ритуальных одеяний. Все, чего у них в избытке, в нужное время они приносят в жертву речным богам.

У меня столько вопросов, но Энцекиаль ведет нас по причалу к прямоугольной площадке, которая, кажется, парит посреди реки. Со всех четырех сторон сюда сходятся причалы. Я хватаю Сиф за руку. Если вдруг дерево под нашими ногами треснет, потоки утянут нас за собой, в водопад. Но тут я вспоминаю, что однажды добровольно прыгала в одну из ледяных рек зимнего королевства. После такого, пожалуй, уже ничего не страшно.

Сиф указывает на деревянную хижину на противоположном краю платформы:

– Там пишут книги по истории Вентурии. Энцекиаль потом тщательно проверяет каждое слово. Их записи часто используются, когда между богачами разгорается спор и требуется окончательное и однозначное решение королевской четы. Фейри могут быть очень обидчивыми и по-своему пересказать истории, которые произошли много веков назад, полагая, что их уже все равно никто не помнит. А старые рукописи яров помогают избежать войн. По сути, это единственная функция яров, которая обеспечивает им вечный мир.

Многие яры собираются вокруг выемки в центре платформы, все в многослойных одеждах, развевающихся на влажном ветру с реки. С сильно бьющимся сердцем я наблюдаю, как они начинают церемонию. Под торжественные песнопения, во время которых мне становится одновременно тяжело и легко, они благословляют корзины, полные продуктов, драгоценностей и других вещей. Песнопения достигают оглушительной, громоподобной, прекрасной кульминации, когда три яра в черных одеяниях опускают корзины в поток. Я не спрашиваю, зачем они это выбрасывают, потому что ни к чему прерывать такой торжественный момент. Конечно, у этого есть свой смысл.

– Мы возвращаем Амброзии щедрые дары богов, – вдруг раздается мелодичный голос Энцекиаль рядом со мной, и ее легкий акцент, словно ветер, уносит слоги. – Чтобы они знали, сколько нам нужно и сколько из этого они могут подарить другим, нуждающимся существам.

Так, значит, это тоже Амброзия! И для яров она тоже священна, хотя они, судя по всему, почитают каких-то других богов, не имеющих отношения к фейри. Но кто знает, может быть, эти две веры где-то и переплетаются.

Затем яры зажигают фитили в бумажных фонариках и торжественно поднимают их к небу, пока они не выскальзывают из их рук и не поднимаются вверх. Затем фонарики взлетают из всех окон, со всех мостовых, и вот уже сотни фонарей парят над Истареей, сияя, как звезды в небе. А потом все медленно начинает гаснуть, песнопения затихают, и яры потихоньку возвращаются в свои хижины. Большинство наших спутников-фейри тоже разошлись, и Сиф объясняет мне, что для них специально установили палатки за пределами деревни. В покоях яров будут размещены только принц, его рыцари, я, Сиф, а также камеристки и камердинеры.

Мне кажется, что я попала в сказку Изобеллы, когда вижу интерьер отведенного мне и Сиф жилья. Комната состоит из двух уровней. На нижнем стоят стол с подушками для сидения вместо стульев, таз для воды и камин. А позади, на возвышении, лежат два матраса, хотя спальных мест там, очевидно, было больше. Многочисленные тканые простыни и шкуры говорят о том, что хижина принадлежит семье из четырех человек, но сейчас ее переоборудовали специально для нас.

Едва Энцекиаль попрощалась с нами и закрыла дверь, Сиф поворачивается ко мне с опущенной головой:

– Надеюсь, для вас приемлемо, что мы будем ночевать в одной комнате?

– Ты что, шутишь? Я всегда мечтала о сестре, с которой могла бы разделить комнату! – радостно восклицаю я, снимая плащ. Хотя дом нависает над рекой, в нем тепло. Со смущенной улыбкой Сиф помогает мне переодеться в ночную сорочку и затем сама переодевает свое более простое платье.

Я тем временем изучаю ткацкое искусство яров.

– Удивительно, что принц соглашается спать где-то еще, кроме своей обычной роскошной комнаты.

Сиф берет меня за плечи, подводит к ступеньке между ярусами и мягко усаживает на нее.

– Принц обязан чтить обычаи других народов. – Она распускает мою косу. – Были времена, когда фейри пытались навязать ярам свои обычаи, чтобы объединить империю. Однако это продолжалось недолго. С тех пор яры очень осторожны. Принц хочет сохранить этот способ мира.

Я закрываю глаза и наслаждаюсь легким скольжением расчески по моим волосам.

– Значит, он вовсе не так глуп, как это может показаться.

Сиф слишком сильно дергает расческой, и я тихонько скулю от боли.

– Он и не выглядит глупым, – решительно говорит она. – Он в действительности очень умен.

Я выхватываю у нее расческу.

– Сиф! Ты мне так мстишь за то, что я оскорбила твоего любимого принца? – спрашиваю я и недовольно смотрю на нее.

– Я бы никогда не осмелилась, миледи, – отвечает она с глубоким поклоном. Насколько это вообще возможно сделать, стоя на коленях.

Воспользовавшись тем, что она не смотрит на меня, я протягиваю руки к ее бокам и начинаю ее щекотать. Сиф так громко взвизгивает, что, боюсь, в любой момент сюда может ворваться кто-нибудь из рыцарей. Она кривится от смеха, падает на спину и пытается оттолкнуть меня.

– Я все хотела узнать, боятся ли фейри щекотки, – объясняю я сквозь сжатые зубы и наваливаюсь на нее, не давая встать на ноги.

– Миледи, это ниже вашего достоинства, – визжит Сиф со слезами на глазах, а я хохочу в полный голос. – Если бы принц увидел вас сейчас!

– Да мне фиолетово на мнение принца обо мне.

Сиф удается освободиться от меня, и она ползет к своей кровати, где с нечеловеческой скоростью заворачивается в одеяло, как будто оно может спасти ее. Она снова разражается смехом.

– Мне фиолетово? Что это значит?

Я тоже заворачиваюсь в одеяло, хотя после нашей схватки мне все еще жарко.

– Это человеческая поговорка. Уверена, что у вас, фейри, тоже есть много таких, которые покажутся мне смешными.

Мы с Сиф по очереди цитируем все пословицы и поговорки, которые приходят нам на ум, и смеемся над ними. До тех пор, пока Сиф не перестает отвечать и по комнате не разносится звук ее размеренного дыхания. Я кутаюсь в одеяло и смотрю на один из фонарей. Мое сердце бьется медленно и сильно, и с губ еще долго не сходит улыбка. Но я не должна радоваться. Не имею на это права. У меня есть задание, и бросать его нельзя. И неважно, что принц дарит мне немало новых впечатлений. Неважно, что я вижу в нем проявления порядочности. И даже неважно, что Сиф, заменив мою семью, стала мне как сестра, которой у меня никогда не было. Еще долго я лежу, прислушиваясь к себе и заставляя себя мыслить ясно. «Растопи его сердце, но твое пусть окаменеет».