Юлия Ефимова - Игра на эшафоте

— Беги! — прошептала она, понимая, что шансов нет ни у кого из них. Они обречены.

— Рик, садись! — Алекс на лошади распихивал стражей ногами. С принцем было несколько всадников, которые оттеснили нападавших от Рика.

Рик озирался по сторонам как загнанный в угол зверь.

— Садись на коня! Я приказываю!

Рик посмотрел на полупустую площадь: горожане почти покинули её, только трупы устилали мостовую. Самайя молилась, чтобы он внял голосу разума и приказу Алексарха. Звон мечей почти утих, время словно застыло. Самайя сжала кулаки. «Уходи!» — заклинала она.

Услышал Рик или нет, но он в последний раз махнул мечом и запрыгнул на лошадь позади Алексарха. Шпоры воткнулись в бока коня, отряд принца помчался со всех ног к ближайшей улочке.

— Не стрелять! Опустить арбалеты! — голос короля казался испуганным. — Догнать их! Не стрелять!

Самайя вздохнула с облегчением и больше не сопротивлялась. Её потащили куда-то, грубый голос сверху что-то приказал. Вскоре она оказалась в тёмной комнате с крохотным окошечком и кучей пыльной деревянной рухляди. Следом стражники втащили Ноэля и вышли, оставив их наедине.

Она не сразу решилась проверить, жив ли он. Стон привёл её в чувство: ему нужна помощь. Самайя отодрала ошмётки рукава, подползла к Ноэлю и стала вытирать ему лицо. Лоб был раскроен ударом, но лезвие лишь скользнуло по кости. Самайя принялась останавливать кровь.

Час спустя они всё еще находились в комнате. Судя по шуму снаружи, площадь снова заполнялась народом.

Ноэль бредил и тяжело дышал — она не знала, как его успокоить. Самайя чуть наклонилась, провела пальцами по его щеке и отдёрнула руку.

— Анна! — голос был едва слышен. Она узнала имя и вздрогнула. Что с ней? Почему так колотится сердце? Неужели она хотела услышать своё имя? Она же никогда не воспринимала его как мужчину. Разве? Тогда почему она дрожит от страха за него — не за себя? Тишина давила на уши, мысли лезли в голову, ответы появлялись раньше вопросов.

Самайя давно поняла, что её раздражает внимание мужчин. Она считала, что от них надо держаться подальше, но Ноэль понравился ей с первой встречи. Он не пытался навязать ей себя, был учтив и внимателен, несмотря на её прошлое, он единственный называл её полным именем. Ей нравился его дом в Тенгроте, его отношение к слугам и сыну, его безмерная преданность бывшей королеве, его низкий голос. Он самый красивый мужчина из всех, кого она знала. А ещё он не меньше неё ненавидел власть и королевский двор. Впервые она отчётливо осознала то, что до сих пор не знала как назвать: она хотела быть рядом с ним, потому что влюбилась. Пожалуй, с той самой первой встречи. Ни один другой мужчина такого чувства у неё не вызывал. Вообще, до сих пор в её жизни отношения с мужчинами ограничивались Дайрусом и… тем подвалом. Может, поэтому только на пороге смерти она поняла, что именно испытывает к Ноэлю?

Её передёрнуло. Катрейна умерла из-за неё на плахе, Ноэль тоже оказался здесь, потому что вместе с Риком пытался защитить её. Да что же это такое?! Зачем они это сделали? И что теперь делать ей?

Снаружи послышался шум. Самайя приняла решение: она признается во всём, постарается убедить короля, что Ноэль и Рик невиновны. Даже если король не поверит, она должна попытаться. Она заявит, что заколдовала Рика, что хотела завладеть принцем, да что угодно она признает, лишь бы спасти Ноэля.

Шум усилился, засов щёлкнул за дверью. Самайя быстро склонилась к Ноэлю, коснулась губами его губ, потом поднялась на ноги и решительно направилась к двери.

Вошедшим оказался Энгус Краск. Самайя боялась, что он тоже попадёт в немилость из-за неё, но, кажется, с ним всё в порядке. Краск прикрыл дверь и подошёл к Ноэлю.

— Сиверс жив? — резко спросил он.

— Он без сознания.

Краск наклонился, внимательно разглядывая лицо Ноэля. Потом он отвёл Самайю подальше и спросил:

— Тебе известно, в чём тебя обвиняют?

— В колдовстве? В убийстве? В измене? — равнодушно перечислила она. — Пусть обвиняют. Я сознаюсь во всём, чего захочет король, но господин Ноэль невиновен.

— Хочешь спасти его, погубив себя? — нахмурился Краск.

— Меня в любом случае казнят.

— Тебя казнят сегодня, его велено просто арестовать. Чтобы спасти Сиверса, тебе придётся доказать свою невиновность, доказать, что письма фальшивые.

Она раскрыла рот: что он такое говорит?

— Ты ещё можешь быть спасена.

— Как? — вырвалось у неё.

— С помощью древнего закона. Обвиняемому дано право призвать в свидетели Истинную Летопись, которая либо подтвердит, либо опровергнет его слова.

Что-то такое говорил Захар, вспомнила Самайя.

— Закон Летописи можно забыть — нельзя отменить. По крайней мере это не в человеческих силах, — мрачно произнёс Краск. — Сейчас тебя отведут на эшафот, чтобы сжечь. Король боится, что из-за устроенной им бойни начнётся бунт, вот ему и захотелось смягчить последствия казнью колдуньи. По приказу короля сюда согнали людей. Тебе необходимо показать им, что есть нечто сильнее королевской власти. Ты дашь клятву или сгоришь ни за что, потом после долгих пыток умрёт Сиверс и боги знают, кто ещё. Если твои слова будут подтверждены Летописью, тебя не осмелятся казнить! — в голосе Энгуса слышалась непривычная для него страсть. Этого Самайя испугалась больше всего.

— Но почему другие не дали такой клятвы, когда их казнили? Почему моя королева?..

— Не все они были невиновны, но важнее то, что те времена давно забыты, языческих обрядов люди боятся. По твоему мнению, Катрейна дала бы клятву на магической вещи?

Самайя медленно покачала головой. Она помнила, как отзывались о Летописи Оскар Мирн с Алексархом. Боялись и ненавидели.

— Даже в древности, в языческие времена, немногие отважились бы воззвать к суду Истинной Летописи, — негромко сказал Краск. — Ибо малейшая фальшь каралась смертью. Знакома ли тебе история про сына Свенейва, который первым призвал в свидетели Летопись?

— Нет, — Самайя покачала головой. Захар об этом не рассказывал.

— Вторым сыном Свенейва по имени Словин был обвинён его старший брат Деян. Словин утверждал, что Деяном была изнасилована его жена, зачавшая от этого ребёнка. Деян всё отрицал, между братьями вспыхнула вражда. Свенейву нужно было её остановить, пришлось обратиться к Летописи. Выяснилось, что ребёнок от Деяна. Словин потребовал в наказание за насилие отнять у Деяна права наследования. Деян клялся, что женщина не была против. Свенейву снова пришлось спрашивать Летопись, но прошлое ей было неподвластно. Зато ей была дана другая сила, — голос Краска отвердел:

— Ей было под силу узнать, кто говорит правду, кто лжёт — это касалось не только потомков Свенейва. Надо было всего лишь своей кровью на любой поверхности начертать знак, вот такой, — Краск вывел на пыльной доске руну в виде закорючки с двумя перекрещивающимися линиями, — и потребовать суда Истинной Летописи. Затем оставалось вписать клятву. Именно так и поступил Деян. Дал клятву на крови, что насилия не было.