Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

И поцелуем заглушил готовое сорваться с моих губ: «Три месяца».

Родина встретила нас хмурым небом и мелким дождем. Серое небо лохматилось тучами, дул пронизывающий ветер. Весна у нас не столь приветлива, как во Фракании, но я с удовольствием вдохнула стылый воздух, плотнее закутываясь в теплый плащ.

Мой багаж остался на той стороне моря, сохранились лишь драгоценности, которые я упрятала в поясной кошель. Повезло, на пароходе работала швея, и у нее нашлось несколько вариантов готового платья, которые она быстро подогнала по моей фигуре. Плащ был велик, вдобавок еще и мужской, и приходилось придерживать полы, чтобы они не волочились по мостовой. Но все эти неудобства меркли перед фактом: я — дома.

Больше недели назад я покинула Рильсгар, чтобы вернуться целой и невредимой в компании жениха, дяди и Ракели. Вернуться повзрослевшей, почти замужней дарьетой. Вернуться влюбленной дарьетой…

Столичный экспресс ждал, чтобы отвезти нас в столицу. Впереди были непростые три месяца подготовки к свадьбе, и меня заранее сводили с ума светские визиты, представление семье и, бездна, обязательное посещение императорского дворца. В такие моменты невольно начинаешь завидовать простым смертным.

— Дарьета ВанКовенберх?

Я не сразу поняла, что мужчина в синем мундире обращается ко мне.

— Да, — кивнула.

— Прошу следовать за нами, — он приглашающе махнул рукой. За его спиной стояло еще пятеро в форме службы безопасности дворца.

Я еще не понимала, что происходит. Обвела беспомощным взглядом зал таможенной службы, но служащие, как один, уткнувшись в бумаги, делали вид, что ничего не происходит.

— В чем дело? — мою руку предупреждающе сжали, а потом и вовсе задвинули к себе за спину.

— Дэршан ВанДаренберг, — вежливо поклонился офицер, — нас предупредили, что вы попробуете вмешаться. По личному приказу императора мы должны сопроводить дарьету в казематы.

Я вздрогнула. Сзади выругалась Ракель.

Казематы. Тюрьма. Мамочки, что происходит?! Личный приказ императора?

Мысли ледяными струями бились внутри, заставляя дрожать.

— В чем ее обвиняют? — голос дяди звучал внешне спокойно, но мужчины почему-то напряглись, где-то щелкнул взводимый курок. Ближайший к нам служащий сполз со стула, исчезая под столом.

— Дарьету обвиняют в тройном убийстве, совершенном на территории государства Фракании.

Кто-то ахнул. Сзади послышался топот, хлопнула дверь, и помещение таможенной службы стремительно опустело.

Убийство. В памяти всплыли три трупа на полу, запах горелого мяса. Стылость превратилась в лед. Я ничего не чувствовала, кроме холода.

Кто сказал, что в жизни можно избежать возмездия? Кто сказал, что я не виновна в их гибели? Смерть всегда остается смертью, какие бы причины к ней не привели.

— Не бойся, ты никуда не пойдешь, — прошептал, чуть оборачиваясь ко мне, Леон.

Вот этого я боялась больше всего. Боялась, что трупов станет больше, чем три. Их и так гораздо больше, но если на пристани у нас были свидетели, то кто докажет мою невиновность на хуторе?

Наивная, решила, что оставила все неприятности по ту сторону моря? А они, оказывается, поджидали дома. Но жалеть себя я буду потом, в тишине камеры. Сейчас главное не допустить, чтобы Леон вмешался, и в казематы мы отправились вдвоем, нет вчетвером, дядя с Ракель вряд ли останутся в стороне. Это мое дело, моя вина, отвечать тоже мне.

Рука выскользнула из его ладони, я шагнула вперед. Сердце сдавило болью, пришлось прикусить губу и напомнить себе — ему есть, что терять. А глупая дарьета не так много значит для этого мира, мое исчезновение ударит лишь по семье.

— Шанти! — Леон попытался задержать, но я была уже около офицера.

Тот сориентировался быстро, и пара человек с револьверами наизготовку заступили дорогу бросившемуся ко мне Леону. Синие мундиры обступили плотно, заслоняя.

— Шанти, нет!

Грохнул выстрел.

— ВанДаренберг, оставайтесь на месте, иначе, клянусь, следующая пуля размозжит вам голову.

— Прости, — прошептала еле слышно. Боль внутри сделалась невыносимой. Я покачнулась, меня тут же подхватили с двух сторон.

— Леон, не смей. Сделаешь только хуже, — дядя пытался остановить Леона, — дай время, мы во всем разберемся. Шанти, детка, держись. Это недоразумение. Мы вытащим тебя, обещаю. Подожди немного.

— Пусти! — полный ярости голос Леона заставил меня снова до крови прикусить губу.

Возня, удар и сдавленное:

— Приди в себя, щенок! Погубишь ее и себя.

А меня уже выводили из домика таможенной службы. Ветер стегнул по лицу. Я вскинула подбородок. Распрямила плечи. Шаги сделались тверже. ВанКовенберхи не плачут, даже когда их арестовывают.