Елизавета Шумская - Пять дорог [СИ litres]

К Златко же подошел один из мужчин из второго отряда. Среднего роста, приятной наружности, он производил двоякое впечатление из-за взгляда, острого и недоброго. Оказалось, это и есть обещанный лейген Дорс Цзурзан.

– С нами поедут еще четверо. Мы переоденемся, а вам рекомендую спрятать знак Университета и всё, более-менее выдающее ваш статус. Притворимся мелкими дворянами с сопровождением. Таких много разъезжает по стране, проще затеряться. Вы знаете, куда мы направимся?

– Только направление, – буркнул Златко.

– Неудобно, – констатировал лейген и пошел отдавать приказы.

Совсем скоро они убрались из этого негостеприимного города. Впрочем, Синекрылый знал, что не забудет его никогда.

Его разбудила боль…

Трудно представить себе, что тебя нет. Кажется, как это – нет? Как это ощущается? В каждую секунду жизни ты что-то чувствуешь, видишь или слышишь. Даже если это просто дыхание, прикосновение воздуха к коже, еле слышимый звук, свет. Даже темнота или безмолвие – это тоже ощущения. Однако каково это – когда тебя нет совсем?

Это даже представить невозможно.

Ло показалось, что он в какой-то момент действительно перестал быть – не существовал в этой вселенной. А потом вынырнул обратно в жизнь. В мир, в чувства. И они тут же накинулись, вгрызаясь в его плоть тысячами лезвий, заставляя стонать-хрипеть-кричать от боли. И жизнь уже не казалась благом. Ничего хуже с Ло не случалось никогда. А ведь он попадал в разные передряги. Жизнь вампиров никогда их не баловала. Доставалось и ему. Но так, как сейчас, – никогда.

Наверное, впервые Ло захотелось в самом буквальном смысле перестать быть. Лишь бы ничего больше не ощущать. Точнее, не ощущать того, что сейчас. Он согласен был променять все возможные блага будущего, саму возможность существовать дальше на прекращение боли.

Боли, которая не давала пробудиться сознанию. Боли, которая превращала в животное. Боли, которая лишала всего человеческого. Не осталось больше личности, разума, чувств, осталось лишь одно ощущение – ощущение тела, созданного из ран.

Времени тоже не осталось – вечное мгновение, которое не заканчивается и не начинается.

Если бы Ло мог сейчас мыслить, он проклял бы свою вампирскую живучесть. Именно она не позволяла ему перестать быть. Может быть, он вспомнил бы родителей или Иву. Или понадеялся бы на помощь – от спасенной им Дэй или от Ти Корна. Кто знает, может, возненавидел бы их или, наоборот, понадеялся, что они спаслись. Но оказалось, боль убивает всё.

Сила вампирского организма не давала ему умереть, но полученные травмы не могли регенерировать из-за камней, их нанесших и продолжающих разрывать его тело. Ло повезло защитить голову, однако теперь это мало имело значения – вместо быстрой смерти он получил медленную и мучительную.

Ло не знал, сколько прошло времени… Сколько прошло той бесконечной секунды боли, царившей сейчас в его мире… Но в какой-то момент что-то изменилось. Так полыхнуло, что сознание юного вампира почти очнулось, даже мелькнула надежда, что он наконец-то умер и все скоро закончится, но ничего не прекратилось. Просто что-то изменилось. Кажется, появился звук. Ло не понимал, но камни, придавившие его тело, разметало чьей-то злой ураганной силой.

– Живая кровь… – засмеялась девочка-женщина, в которой, будь он в сознании, узнал бы Ве Рею Майлобстан, вампиршу, сотворенную семьсот восемь лет назад в возрасте двенадцати лет. Какому-то затейнику приглянулась малышка-куколка со светлыми завитыми прядями, длиннющими ресницами, прикрывающими чистые голубые глаза, и пухлыми губками нереально-розового цвета. Через сто лет после своего перерождения она загрызла предыдущего главу зубами, как оборотень. Встала во главе и долго держала под своей пятой всех вампиров Стонхэрма. Их терпение лопнуло только после массовых убийств девушек от двенадцати до пятнадцати лет.

– Живая кровь… Все там мертвые… а тут живой… живой…

Вампирша без сердца в буквальном смысле слова пыталась добраться до умирающего Ло, потому что чувствовала его природу – рожденного, в противовес сотворенным сородичам. Тех она уже оставила позади. Всего безумного Города не хватило, чтобы ее насытить, а живая кровь ушла вперед. Ве Рея пошла по следу, пока завал не остановил ее. Однако под его камнями она почуяла свою добычу.

То, что предстало ее глазам, мало походило на прекрасного юношу, которого она запомнила. Но сейчас ее куда больше волновало, осталась ли в нем кровь. Она слизнула несколько капель, показавшихся ей сладчайшим нектаром, и ухмыльнулась. Кажется, сейчас она нарушила последний запрет в своей не-жизни. Пить кровь рожденных вампиров нельзя. Это приводит к безумию. Тотальному.

Даже когда ее убивали, Ве Рея не пила кровь врагов. По правде говоря, просто не успела. После второй смерти любые запреты казались смешными. Что-то пробудило ее, что-то дало третью жизнь. А для жизни нужна пища. Кровь молодого рожденного – лучше и не придумаешь.

– Но так неинтересно.

Ве Рея смотрела на раздробленные кости, разбитое лицо и хмурилась. Ей не нравилось полное отсутствие сознания в теле вампира. Больше всего в своей не-жизни она любила видеть ужас в глазах своих жертв. Каждая девочка, которую она выпила, знала, что с ней происходит, ощущала всё до последней секунды, только тогда Ве Рея чувствовала себя удовлетворенной. Смысл пить это полумертвое тело, если оно не понимает, что умирает?

Губы вампирши дрогнули. Это будет пир. Ведь теперь у нее новые враги – рожденные. И начнет она с этого милого мальчика.

Отличный выбор. Прямо-таки квинтэссенция всего, что свойственно этому виду. Отличный, отличный выбор. Достойная добыча.

Калли понял, что не влюбился в море, когда на третий день морские пейзажи ему надоели. Да, красиво, да, волны, да, небо… Мощь – потрясающая, простор – невероятный, синева – всепоглощающая. Но… это всё. Всё! Даже берегом не полюбоваться. Нет его, берега, в смысле. Вернее, он есть, но где-то там. Где, очевидно, осталось разнообразие.

«Вот почему на кораблях для богатых путешественников устраивают столько развлечений», – мысленно дулся эльф. Сам он только слышал о подобном времяпрепровождении, и раньше оно ему казалось весьма привлекательным, только смущала «культурная программа», так сказать. Наверняка какие-нибудь глупые конкурсы, отвратительные певцы и несмешные комики… Но иначе, и правда, тоска смертная.

Он пощупал камешек на шее и вздохнул. С некоторых пор тот стал ощутимо теплым, но больше его температура не менялась, из чего Калли решил, что двигается он в правильном направлении, но до цели еще далеко.

Сейчас эльф валялся на койке в своей каюте и мысленно прикидывал, чем бы себя развлечь. Вроде бы все хорошо, живи и радуйся, вот только скучно, господа. Марион редко появлялась на палубе и еще реже удостаивала его беседы. Ее охранники довольно скалились, чем вгоняли его в состояние тихой ярости. Калли действительно не понимал, как можно помочь девушке, а она на этот счет молчала, хотя юноша не раз заводил этот разговор. Стоило же сей компании удалиться, как рядом появлялся Мирек, который почему-то жаждал с ним общаться. Очевидно, ему больше всего нравилось испытывать терпение Светлого. Есть такая категория существ – никакого инстинкта самосохранения.