Елизавета Шумская - Пять камней [СИ litres]

– Гоблин, надо спросить у его высочества разрешения, чтобы ты вызывал его напрямую! – ругнулся он. – Что я между вами как придурковатый гонец?

– Почему придурковатый? – удивился Златко.

– Потому что на половину вопросов принца не знаю ответов! А сам до этих вопросов не додумался!

– Уверен, что и я не до всех бы додумался.

– Тогда, может, предложим Иве вызывать напрямую принца?

– Ты смеешься? Тогда мы никогда ничего не узнаем.

– Хм… Да, есть такой вариант. А почему новости всегда от нее исходят?

– Судьба у нее такая, – хмыкнул Златко.

– А у меня судьба быть придурковатым гонцом. Ладно, отключаюсь и вызываю принца. Звучит-то как!

И исчез, даже не попрощавшись. Младший Бэррин только усмехнулся. Настроение снова повысилось.

Особенно когда он посмотрел на своего жеребца и попытался понять, что тот творит. Рядом с местом, где устроился Златко, кто-то оставил здоровенное поломанное колесо. Оно упало на средних размеров камень и теперь вызывающе выпирало, по крайней мере, по мнению Василька. Конь ходил вокруг колеса, угрожающе лягался (пока доставая копытами только воздух) и грозно ржал, то подскакивая поближе, то отпрыгивая назад.

– Воюешь? – хохотнул Бэррин.

Разбушевавшегося жеребца не сразу удалось призвать к порядку. Только когда тот лягнул-таки «врага» и не получил отпора, Златко смог забраться в седло. Василек, жутко довольный и победно ржущий, вынес хозяина обратно на дорогу.

– От же дурно езженная скотина, – усмехнулся юноша. – Давай уже! Пошел!

Они проехали еще с версту, когда с боковой дороги вынырнула карета, запряженная весьма неплохой двойкой. Залюбовавшись на нее, молодой человек обратил внимание на хозяйку, только когда она его окликнула:

– Златко! Златко Бэррин!

Он посмотрел в окошко, и сердце екнуло. На него вновь смотрели невероятные фиалковые глаза Антари Девир. Именно такие, какие он помнил. За лето природная бледность не изменила девушке, а несколько черных локонов, искусно выпущенных из поднятой прически, игриво плясали на ветру. Красавица улыбалась и махала знакомому рукой. Он же чувствовал, что просто не может заставить себя улыбнуться в ответ.

В конце лета Антари с Эрилом объявили о помолвке.

Телепорта напрямую из Стонхэрма к теплым морям не существовало. Пришлось попрыгать из одного города в другой. Все бы ничего, если бы не приходилось каждый раз стоять в очереди. Конь Калли – красивый, тонконогий – удивительным образом умудрялся подбивать на безобразия своих сородичей. Лучше всего это, конечно, срабатывало с жеребцом Златко. Но и с другими Лейэтиэль – «Весенний вихрь», если грубо переводить с эльфийского – тоже умудрялся проворачивать подобные номера. В результате обычно спокойные животные начинали выделывать совершенно невообразимые вещи, так и норовя порушить порядок, перетоптать хозяев, соседей и магов-телепортистов. Один Лейэтиэль стоял как ни в чем не бывало, изображая безвинную лошадку, на которую невесть с чего окрысился злой хозяин.

Калли давно уже привык к выкрутасам своего четвероногого непарнокопытного друга, но порой они утомляли. Да и в конюшне приходилось за него доплачивать. Тоже там чудил… на пару с Васильком, как звали Златкино недоразумение. Между прочим, сам Бэррин так и не рассказал им историю происхождения такого странного имени для благородного коня. Ее, смеясь, под большим секретом поведал им Тони, второй старший брат Синекрылого.

Однажды маленького Златко отец взял с собой на дальний выпас – посмотреть на новорожденных жеребят. Тогда еще младший сын (близнецов даже в проекте не значилось) пришел в полный восторг. Сидел перед старшим Бэррином в седле, периодически подпрыгивал, дергал себя за золотые кудряшки, задавал миллион вопросов… и исчез спустя пару минут по приезду. «Лошадки» занимали его куда больше, чем степенная беседа с пастухом.

Искать его начали через пару часов, когда господин Бэррин уже собирался назад в замок. Оказалось, все это время Златко игрался с совсем еще небольшим жеребенком гнедой масти и с цветком василька за ухом, который, похоже, мальчик туда и определил. Жеребенок прыгал на шатающихся ножках, периодически припадал к земле будто кошка и пытался порыкивать как собака. Получалось очень смешно. Малыш так вообще заливался смехом.

– Вот ты где! Златко, я же тебя звал, ты что не…

– Папа! Папа! Смотри! Это Василек! Он теперь мой лучший друг!

Отец критически осмотрел лучшего друга и мысленно его забраковал. Для коня отпрыска древнего рода Василек казался простоватым. Не было в нем изящности, легкости и уж точно благородства. Однако сын обнимал его с таким восторгом… Впрочем, господин Бэррин считал себя человеком суровым и решительно заявил малышу, что через пару лет ему подберут настоящего боевого коня достойных статей и характера. В ответ ребенок почему-то разрыдался. Вообще-то за Златко не водились такие выверты, и отец слегка растерялся. Потом и вовсе рассердился. Чуть ли не силой усадил младшего в седло и направил своего великолепно выезженного Гаргаделя к дороге.

Однако сын не успокоился и устроил совершенно безобразную истерику, вертясь и пытаясь выкрутиться из рук отца, постоянно смотрел назад. В какой-то момент тот не выдержал и тоже оглянулся, с ужасом увидев, как жеребенок из последних сил бежит за ними. Маленький, еще совсем слабый, а бежит. Тут уж сердце Бэррина дрогнуло. Пришлось везти в замок обоих. Они так и обнимались всю дорогу. Златко после этого еще долго ни на выпасы, ни на псарню не пускали.

К слову, в оценке Василька глава семьи не ошибся – совершенно неподобающая для дворянина скотина. Нет, он в принципе ладный, выносливый, породистый, но тяжеловат, морда простовата, нрав дурной. Впрочем, одно «но» перечеркивало все эти недостатки: он отчаянно, совсем по-собачьи любил своего хозяина. Тот, признаться, в нем тоже души не чаял. Хоть и ругался постоянно на его выходки. Никто, а в особенности Василек, ему не верил.

С Лейэтиэлем случилась другая история. Этот конь по всем статьям подходил для эльфийского юноши. Вот только однажды по время торжественного выезда умудрился наступить Владычице на полу ее длинного парадного плаща. Тот чуть не слетел с прекраснейшей из прекрасных, перетянул ей шею и заставил запаниковать. Сам Калли этого инцидента не видел, но слышал рассказ родственника, во время произошедшего находившегося поблизости. Тот клялся, что конь еще и заржал ехидно. В результате выслали их обоих – и Лейэтиэля, и Калли. Иногда эльфу в приступе особой подозрительности казалось, что жеребец специально провернул этот номер. Несмотря на благородных предков и отличную выездку, существо он был любопытное и шаловливое, что в Светлом Лесу умело скрывал. За год жизни при Университете, кстати, таиться стал куда меньше. Да и выглядел он теперь намного более довольным.