Евгений Южин - Феникс

***

Моя память осталась со мной. Она никуда не исчезла, она была рядом, и она была огромна. Представьте, что вас впустили в комнату с тысячами шкафчиков. Их дверцы закрыты, но они в вашей власти. Вы можете открыть любую, вот только времени на это вам дано совсем мало. Какую выбрать? Где искать? И что? Вы не помните одного — что в каком шкафчике лежит. Из любопытства вы открываете пару дверок, чтобы в недоумении пожать плечами. Вот какой-то лес, озеро, вы куда-то идете. Вот силуэты незнакомых небоскребов, как будто недостроенных или полуразрушенных. Я скользил рядом с самим собой и не мог соединиться, не мог открыть все ячейки одновременно. Я чувствовал, как уходит время. Ана делала все, что могла, но мне этого было мало. Отчетливо пылала память о пытке, но я не хотел, не мог, был не в силах ее касаться. На пределе возможного я рванулся к тому, что казалось самым близким, и с отчаяньем очутился в очередном океане боли. Угол! Маленький кусочек меня вернулся, но боль, которую он принес с собой, оттолкнула. Воспоминания оказались мучительней реальности. Одно дело — сражаться за то, во что веришь, что считаешь правильным, переполненный яростью и гормонами, а другое — отстраненно наблюдать свою несбывшуюся смерть.

В следующее мгновение поток теней от искусства Аны иссяк. Я стоял немного потерявшийся в темноте скалистой бухты, глаза почти ничего не видели, воняло горячим камнем и кипяченым морем. Странный тускнеющий узор из светящихся прерывистых полос раскаленных скал дарил ощущение геометрии невидимого провала. Как если бы вместо реальности я включил компьютерную симуляцию пространства вокруг.

Ана! Шагнув вперед, я уткнулся в большой камень, которого не должно было быть передо мной. Запоздало сообразив, что это, ощутил озноб испуга — я едва не отправился в пропасть, потеряв ориентацию во тьме.

— Ань?!

— Я в порядке. — Слабый голос подсказывал, что порядок этот довольно относительный.

Сориентировавшись по голосу, я бросился к своей скелле, едва не наступив на нее. Девушка сидела, обхватив руками колени и съежившись в крохотный клубочек.

Опустившись, я обнял единственное, как казалось, родное мне здесь существо.

— Вспомнил? — в ее голосе звучала задушенная, но все еще живая надежда.

Я вздохнул.

— Вспомнил. Вспомнил, что люблю тебя. Вспомнил Угол — будь он проклят!

— И? — девушка распрямилась, повернувшись ко мне лицом.

Я оскалился, надеясь, что Ана не увидит этого.

— Мало. Ань, мне этого мало! Понимаешь? Я ведь вспомнил Угол! Там меня убивали десяток скелле! Ты очень сильная, но тебя мало против того потока! — Я помолчал. — Если честно, я начинаю бояться воспоминаний. Сплошная боль! Пытка эта непонятная! Я боюсь ее вспоминать, а она лезет и лезет. Угол. — Я опять замолчал. Ана молчала тоже, я чувствовал ее лицо совсем рядом. — Не понимаю, как я это сделал? Я, веришь, на Земле даже не дрался никогда. Наверное, мы так устроены, когда лезем в бой, ни о чем больше не думаем. И, знаешь, я счастлив, что все так закончилось! Покажешь мне сына? Кстати, где он?

Женщины бывают еще и очень конкретны. Пока мужчина рассусоливает о любви и читает стихи, они видят главное. Вот и сейчас вместо долгих объяснений я неожиданно почувствовал дурманящее прикосновение мягких губ, оборвавшее мой поток запоздалых страданий.

***

Утро вступило в свои права. Пусть местное светило еще не полностью появилось из-за далекой, прячущейся в дымке линии Великих гор, но наши лица уже ощущали его тепло, а небо налилось синевой, отражающей могучий океан рядом.

Мы стояли на краю Круглой Дыры, разглядывая последствия наших упражнений — «Поставьте ноги на ширину плеч. Начинаем утреннюю зарядку»! По большому счету, бухта изменилась не сильно. Больше всего выделялись скалы, расписанные неведомым гигантом хаотичными светлыми мазками в странный геометрический узор, смутно напоминавший что-то знакомое. Да еще балкончик, на котором мы провели все это время, поблескивал стеклом на оплавившихся гранях. А так все почти как было.

Ана резко повернулась ко мне, ее лицо выглядело крайне деловито.

— Илья, я знаю, куда тебе надо.

— Поесть и поспать?

— Нет. Я про вспомнить!

— Ага, вспомнить все! — хмыкнул я, но смотрел настороженно, кто знает, что за идея пришла в эту прекрасную голову.

— Тебе надо в храм!

Я все еще оставался слишком земным, несмотря на то, что уже отчетливо осознавал, где я. Поэтому первая мысль, которая меня посетила: меня хотят затащить к попу, чтобы я понюхал ладан и оплатил свечки с записками.

— Что за храм? — я подозрительно прищурился.

Ана посмотрела на меня с жалостью.

— Не помнишь? — Она помолчала, став серьезной, почему-то посмотрела в сторону и вновь обернулась ко мне. — В Арракисе есть остатки храма от времен до Катастрофы. Когда ты коснулся их в прошлый раз, тебя так шибануло, что ты там едва дырку в песке не прожег. Там очень сильная магия — то, что тебе надо.

— Отлично! Точно то, что надо! Пусть меня шибанет еще разочек.

— Не ерничай! — Ана оставалась серьезной. — Ты мечтал вернуться к нему. — Она нахмурилась, помолчала. Молчал и я, чувствуя, что разговор пошел «по делу». — Вообще-то, здесь тебя некоторые считают элем, если ты не в курсе. — Она всмотрелась в меня и поджала губы. — Ну да, извини. — Еще одна пауза. — Короче, твоего визита туда боятся очень и очень многие. — Она опустила глаза и тихонько добавила: — И я тоже, между прочим. — Ана вновь всмотрелась в меня. — Только одни хотят этого, а другие — нет. Я тебе рассказывать ничего не стану, мне кажется, что ты понимал в этом что-то, чего мы не видим. Если не вспомнишь там, то я не знаю, что еще можно сделать! Запомни только, — она смотрела почти испуганно, — то, что может там случиться, важнее даже, чем твоя память! — Посмотрев в сторону, тихо добавила: — Для Мау важнее.

— А почему ты этого боишься? — из ее немного путаных слов я запомнил именно это.

— Нам нельзя это рассказывать. Да и, по большому счету, это всего лишь легенды.

— Ань, но это ведь я собираюсь лезть туда! Какие секреты? Если ничего не произойдет, то все это легендой и останется. А если что-то случится, то я и так буду знать. Лучше чем кто бы то ни был. И еще, что такого в слове «эль»? Насколько я понимаю, это всего лишь «пришелец», «чужой» на древнем? Что в нем такого?

Ана молчала, даже отвернулась от меня. Я ее не торопил. В ней вновь отчетливо проявился образ скелле — застывшая холодная фигура, невозмутимая и отстраненная. Заговорила она так и не обернувшись, как будто видела что-то в набирающем синеву океане:

— По легенде, жрецы в храме — а они были всегда мужчины, между прочим, — общались именно с элями, не с богами. Эли направляли на Мау своих посланцев. По разным источникам, это случалось дважды. Может, и больше, точно неизвестно. Но все едины в том, что эль, вошедший в храм, обретал бога.