Евгений Южин - Феникс

Она неслась по знакомой тропинке как снаряд, выпущенный к неведомой мне цели. Мое тело, видимо, не вполне восстановившееся после болезни, едва справлялось с заданным темпом. Ана не задержалась, обогнула беседку, лишь махнув мне останавливающим жестом, и устремилась дальше к уже виденной мною скале на краю обрыва. Ее требование я проигнорировал: земной человек не мог себе позволить оставить в одиночестве родную женщину, очевидно, нуждающуюся в помощи. Но я был не на Земле и впереди убегала не обычная женщина. В результате я вляпался.

Едва девушка замерла изящным силуэтом на бесконечно синем фоне океана и неба, как в мое лицо врезалась жестким ударом плоскость невидимой стены. Я замер, мгновенно охваченный трясучим жаром, а от скелле грубыми полотнищами захлестали по мне жгучие удары. Нестерпимая боль обожгла уши и лоб, казалось, сейчас засветится нос, картинка вокруг подернулась душной пеленой и поплыла. Как чертик из табакерки выскочила память чудовищной боли магической пытки, заставив сжать зубы и зарычать от ненависти.

От Аны в сторону равнодушного океана протянулась широкая туманная полоса, напоминающая инверсионный след самолета, — она густела и шевелилась сверкающими на солнце клубами водяного пара. Ветер срывал и сносил их прочь, чтобы на их месте тут же вырастала новая бурлящая гряда. Вероятно, это было завораживающе красиво — в голове мелькнули обрывки воспоминаний об облачной реке, текущей между горных вершин, — какая-то проснувшаяся память, но я не вытерпел и сбросил накатившую непрошенно стихию. Жар, испепеляющий мое тело, память жуткой боли, облачная река — все слетело безобразным комком синеватого света, врезавшимся под углом в туманный шлейф, повисший над пропастью. Следом за ним гудящими электрическими разрядами устремились ветвящиеся молниями бледные диски ионизированного воздуха. Я не контролировал их и не понимал, почему это избавление приняло такую форму — энергия текла сама по себе, унося от меня боль и страдание, и резко оборвалась, стоило схлынуть потоку колючих ударов магии скелле.

Я замер. Второй раз за день я вляпался в искусство, вновь испытав мимолетное чувство воспоминания. Ана стояла не шевелясь, ее фигура мелькала в разрывах тумана, напоминающего паровозный шлейф, сдернутый с места и по прихоти ветра брошенный на случайных зрителей. Оглянувшись, немного ошалелый я рассматривал обрывки облаков, летящие над краем обрыва над прячущейся внизу бухтой и медленно растворяющиеся в морском бризе. Ни одного человека не было видно ни на дороге к поместью, ни на обширном пространстве прибрежной степи. Изящная женская рука цвета темной оливки легла на мое плечо.

— Мне не нравится этот твой капюшон. Сними.

Скелле была безмятежно спокойна. Она смотрела на меня так ласково, что мне стало не по себе — я ведь не помнил, по сути, ничего о наших отношениях и до сих пор ничего ей не рассказал.

— Пойдем. — Вздохнув, я сбросил защиту моей лысины от солнца. — Буду исповедоваться.

Ана выглядела невозмутимой и, мне казалось, даже безмятежной. Внутри же меня клубился бешеный водоворот. За время после того, как я обнаружил себя в этом месте, я считал, что уже немного освоился. Я тщательно изучил все записи, сохранившиеся в планшете, вернул слово за словом способность говорить и, наконец, постоянно экспериментировал с кристаллами, уцелевшими среди моих вещей. Мне казалось, что я уже привык и до какой-то степени разобрался с необычными последствиями моего земного происхождения в мире, полном всепоглощающего влияния близкой черной дыры. Я мог раскалить докрасна случайный булыжник, я учился создавать напряженности электрического поля, гасящие накопленную энергию в пугающих и слепящих пробоях разрядов, возился с содой, критически важной для воссоздания самолета. Но до сегодняшнего сумасшедшего дня, как выяснилось, я даже и не представлял, с насколько масштабной и опасной стихией я играл. Внезапное нападение сумасшедшей скелле, затем, уже по моей вине, столкновение с искусством Аны заставили испытать пугающе сильные ощущения, избавление от которых вылилось в неожиданно впечатляющие своим масштабом явления. Если бы я при этом хотя бы управлял процессом, но в обоих случаях под воздействием бездушной магии пробуждался кусочек того Ильи, о котором я ничего не помнил. Именно его эмоции, рефлексы, навыки и кусочки памяти спасали растерявшегося землянина. Это, с одной стороны, беспокоило, а с другой — дарило надежду. Оба раза, когда мое сознание раскалывалось под воздействием магии скелле, я словно бы прикасался к потерянному. Стоило уйти нещадному потоку, и уходили воспоминания, оставляя, как крохотные зудящие язвочки, память о себе. После Длинной в душе засело и никак не хотело покидать меня воспоминание о мучительной пытке вместе с невнятным ощущением ненависти. После Аны смущающей занозой повисло ощущение фантастической близости и неуместное возбуждение.

Я говорил, говорил и говорил. Рядом со мной был человек, которому я только и мог доверить невероятную правду — об этом твердили эмоции, которым я уже приучился подчиняться. Я увлекся, избавляясь от бремени одиночества, как вдруг в какой-то миг ощутил, что рядом уже нет того, кому я доверился. Рядом застыла красивым манекеном отстраненная и хладнокровная незнакомка со слегка надменным лицом. Ошарашенный наступившей переменой, я замолчал, всматриваясь в нее. Она тоже молчала. Пауза затягивалась, у меня было ощущение, что она рассматривает меня как забавный образец сумасшедшего. Уязвленное «я» взбрыкнуло, я отстранился выпрямляясь и, в свою очередь, всмотрелся в это деловое холодное равнодушие. Что произошло? Почему я с такой радостью доверился этой незнакомой красавице?

Ана, вероятно, тоже почувствовала эту перемену, она на несколько мгновений отвернулась, невидящими глазами всматриваясь куда-то вдаль, затем одним изящным движением поднялась.

— Пойдем в имение. Мне надо обдумать все это.

— Может быть, ты хотя бы расскажешь мне, что я забыл, что произошло, как я сюда попал?

Она замерла, задумчиво глядя на меня.

— Сомневаюсь, что тебе это надо. Да и рассказывать придется слишком много. К тому же я не уверена, что ты имеешь на это право.

— Как это?! — Я вскочил. — А кто же еще имеет на это право?

Ана двинулась прочь, бросив на ходу:

— Его здесь нет. Извини.

Я замер на месте. Изящная фигура молодой женщины удалялась в сторону поместья. Меня переполняли обида и возмущение. Я доверился ей! Меня же, внимательно выслушав, посчитали недостойным рассказа обо мне же. Кроме того, яростно бунтовали те эмоции, которые я не мог контролировать, те, что достались мне от забытого. Любимая женщина, с которой ты был в долгой разлуке, обнаружив при встрече, что ты лишился части себя, отказала тебе! Я ощущал себя безногим ветераном, вернувшимся с фронта, чтобы обнаружить, что ждали совсем не его. Кавардак в мыслях дополняла память о том, что ни на каком фронте я не был, а прогулял целую неделю на работе, наслаждаясь отдыхом и услужливой заботой в чужом мире, а теперь обижаюсь на то, что незнакомая красавица не обратила на меня должного внимания!