Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 2 [litres]

Улыбка покачала головой.

– С ним два тяжелых пехотинца. Могли и заблудиться.

– Кто-нибудь их найдет, – сказал Спрут, вставая. – Пойду, еще раз сержанта проверю.

Улыбка проводила его взглядом и вздохнула.

– Уж столько месяцев на ножах не дралась. Сидим в Летерасе и раскисаем, а на баржах еще хуже было. – Она вытянула ноги в сапогах поближе к огню. – Можно уже и двигать – раз уж волдыри прошли. По крайней мере, мы опять взводы.

– Нужно устроить новую авантюру, – сказал Битум. – Видишь скорпионов?

– Конечно, сколько угодно, – ответила Улыбка, – но только двух видов. Мелкие противные и большие черные. И потом, если мы опять попробуем, люди что-то заподозрят – даже если придумаем хорошую отмазку. – Она немного подумала и покачала головой. – Не пойдет, Битум. Все равно настроение паршивое.

Он искоса посмотрел на нее.

– Точно. Ты права. Как будто для нас все кончилось и никогда не вернется. Странно, с чего бы мне скучать по Семи Городам и по тупому, бесполезному маршу. Да, мы были «зелеными», но все, что мы пытались сделать, имело смысл. Вот в чем разница. Имело смысл.

Улыбка фыркнула.

– Худов дух, Битум!

– Что?

– Спрут прав. Все это не имеет смысла. Не имело и не будет иметь. Посмотри на нас. Мы маршируем и режем других, а они нас – если смогут. Посмотри на Летер: да, у них теперь приличный король, и люди могут дышать свободно и жить своей жизнью… но что это за жизнь? Наскребать очередной мешок монет, добывать очередной обед. Чистить весла, молиться проклятым богам о новом улове и спокойном море. То есть не делать ничего, Битум, вот в чем правда. Ничего.

– Рыбацкая деревня, из которой ты удрала, была сущей дырой, да?

– Не в этом дело.

– Не я это начал, солдат. Ты сама.

– Такая же, как и прочие, вот я о чем. Могу поспорить, ты и сам не печалился, что убрался из родного гнезда. Если бы тебе больше ничего не было нужно, тебя бы ведь здесь не было?

– Некоторые люди, Улыбка, ничего не ищут. Я не ищу, потому что не надеюсь ничего найти. Хочешь смысл? Придумай его. Хочешь истину? Изобрети. Разницы никакой, нигде. Солнце всходит, солнце заходит. Рассвет мы видим, а закат, допустим, не видим, но солнцу-то все равно?

– Верно, – сказала она, – значит, мы согласны.

– Не совсем. Я не говорю, что оно того не стоит. Наоборот. Ты создаешь миры, миры в своей голове и миры вокруг, но значение имеет только тот, который внутри тебя. Там ты находишь мир и признание. Ценность. Вот ты говоришь о том, что все бесполезно. Начиная с тебя самой. Это плохой подход, Улыбка. Хуже, чем у Спрута.

– Тогда куда мы идем?

– У судьбы есть лицо, и мы собираемся встретиться с ней глаза в глаза. А остальное, думаю, неважно.

– Значит, пойдешь за адъюнктом. Куда угодно. Как пес у ноги хозяина.

– А почему бы и нет? Мне все равно.

– Не понимаю.

– Да понимать-то нечего. Я солдат, как и ты. Чего тебе еще нужно?

– Я хочу проклятую войну!

– Она близится.

– И с чего ты так уверен?

– Потому что мы – армия в походе. Если бы адъюнкту не нужна была армия, она распустила бы всех еще в Летере.

– Может, да, а может, нет.

– Это ты о чем? – спросил он.

– О том, что она, возможно, просто эгоистка.

Навозные лепешки прогорели до тлеющих крошек. Вокруг крутились мошки. Двое солдат замолчали – им больше нечего было сказать друг другу. По крайней мере, сегодня вечером.

Спрут нашел сержанта лежащим на полу. Рядом валялась опрокинутая кружка из-под рома. Густой запах блевотины мешался с пьянящим ромовым ароматом.

– Проклятье, Скрип, это не поможет твоим кишкам.

– Нет у меня больше кишок, – невнятно ответил Скрипач. – Они вылезли колокол назад.

– Утром черепушка расколется.

– Поздно. Вали отсюда, Спрут.

Сапер подтащил койку поближе и сел.

– Так кто это был?

– Все изменилось, Спрут. Все пошло не так.

– И что тут нового? Слушай, этот быстрый марш… я уже пару сапог сносил… но нужно кое-что сказать тебе. У адъюнкта особый нюх: думаю, она многое чует лучше тебя. Еще на баржах мы были близки к бегству. И еще до того, что случилось сегодня ночью, ты был одержим. – Он поскреб щетину на щеках. – Я пойду за тобой, Скрип, ты же знаешь. Я всегда буду прикрывать твою спину.

– Да забудь про меня, Спрут. Это молодым прикрывай спину, а не мне.

– Видишь много мертвых лиц, да?

– Я не провидец.

Спрут хмыкнул.

– Какой приятный день, ты даже не выпендриваешься. Ты всегда говорил: главное – твой взвод. Солдат, чей вонючий пот ты нюхаешь каждый проклятый день. Ты говорил: мы – семья. Сержант, ты заставляешь нас переживать.

Скрипач медленно поднялся, обхватив ладонями голову.

– Рыбалка, – произнес он.

– Чего?

– Там в глубине демон. С хитрыми глазами… и смотрит на наживку, понял? Просто смотрит. Быстрому Бену придется выступить. В конце концов. Они нужны нам, все нужны.

– Скрип, ты пьян.

– У тьмы есть край. Острый, самый черный лед – такой холодный, что и представить нельзя. Не сможешь. Вот мы всё тявкали и плясали, а теперь вернулся самый громадный волк. Игры кончены, Спрут.

– А что с адъюнктом? А, Скрипач?

Он поднял мутные красные глаза.

– Нету у нее ни шанса. Нижние боги, ни единого.

– Это и есть лагерь? Видимо, да. – Корабб посмотрел на спутников. На него смотрели три бессмысленных лица. – Весь в огнях, многовато для караван-сарая. Пошли.

Он повел их вниз по заросшему травой склону, отмахиваясь от мошкары, тучей окружавшей их.

– Не нужно было за кроликом бежать – тут потеряться нечего делать, я же говорил? Очень сложный рельеф. В этих долинах можно целую армию спрятать.

– Может, они так и поступили, – сказал Лизунец. – Корабб, ты об этом подумал? Может, они с нами играют.

– Целую армию Охотников за костями? Это бред.

– Кролик был большой, – сказала Молния.

– Это был вообще не кролик, – настаивал Лизунец. – Это был волк. У кроликов не бывает горящих глаз и окровавленной морды, и они не рычат.

– Кровавая морда была, потому что он тебя укусил, – указала Молния.

– Он прямо мимо меня проскочил – а кто бы не прыгнул, когда он так близко? Тут вообще-то темно. Но я и раньше прыгал на кроликов, так вот это – не кролик.

– Здесь звери совсем другие, – сказала Молния. – Мы все время слышим вой, но это могут быть и кролики, кто знает? Ты видел шкуры ящериц, которые продавали д’рхасы? Эти ящерицы еще больше тех, что мы видели с баржи. Такая может съесть лошадь.

– Так их и ловят на юге, один торговец рассказывал. На здоровенный крючок насаживают лошадь и бросают в реку…

– Ничего не получится, если не привязать к крюку веревку.

– Про это он не говорил, но похоже на правду.

Они приближались к морю огней… впрочем, поправил себя Корабб, не к морю. Скорее, к большому озеру. Но уж очень большому. Корабб обернулся на Смекалку, которая молчала; впрочем, она вообще говорила мало. А больше улыбалась – и разве не милая улыбка? Очень.