Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 1 [litres]

– Конечно, можешь! – ответил Тегол с лучезарной улыбкой. – Канцлер, разберись, хорошо?

– Сей же день, король, – ответил Бугг.

– Тогда я могу идти? – спросил Ублала.

– Как пожелаешь.

– Государь, – начал Брис, теряющий терпение, – я думаю…

– А можно я останусь? – спросил Ублала.

– Естественно!

– Государь…

– Дорогой брат, – сказал Тегол, – ты не уловил намека на мою невозмутимость? Разумеется, ты можешь сопровождать малазанцев; хотя твои шансы насчет адъюнкт, думаю, минимальны, но кто я такой, чтобы рубить безнадежный оптимизм на корню? Я хочу сказать: ради чего я женился бы когда-нибудь вот на этой милой женщине, если не ради ее, казалось бы, нереалистичных надежд?

Бугг подал королю новую кружку, на этот раз с пивом.

– Бугг, благодарю! Как думаешь, у Ублалы разыгралась жажда?

– Несомненно, государь.

– Тогда разливай!

– Не надо разливать! – воскликнул Ублала. – Я пить хочу!

– У меня будет возможность понаблюдать за малазанской армией в поле, государь, – пояснил Брис, – и узнать, что смогу…

– Брис, да никто же не спорит!

– Просто я хотел точно указать причины моего желания…

– Объяснять желания не нужно, – ответил Тегол, покачав пальцем. – Ты просто освещаешь скрытые причины в силу их очевидного отсутствия. Брат, ты больше всех из Беддиктов имеешь право – я имею в виду законное право, – так почему тебе не раскинуть пошире любовную сеть? А если вдруг, по какому-то капризу твоих наклонностей, адъюнкт не в твоем вкусе, есть ее адъютант; Бугг, еще раз, как это чужеземное имя звучит?

– Блистиг.

Тегол нахмурился.

– Серьезно?

Брис почесал лоб и, услышав странный плеск, обернулся на Ублалу; тот хлебал из громадного кувшина, а вокруг его босых ног расплывалась коричневая лужа.

– Ее зовут Лостара Йил, – сказал Брис с необычайной усталостью, почти отчаянно.

– А тогда… – спросил Тегол, – кто такой Блистиг, а, Бугг?

– Простите, один из Кулаков – ну как атри-преда – у нее в подчинении. Это я ошибся.

– Он симпатичный?

– Уверен, что есть кто-нибудь, кто так считает, государь.

– Тегол, – сказал Брис, – нужно понять мотивацию этих малазанцев. Почему Пустошь? Что они ищут? Чего надеются достичь? В конце концов, они же армия, а армия существует, чтобы вести войну. Против кого? Пустошь пуста.

– Бесполезно, – сказала Джанат. – Мы с мужем это уже обсуждали.

– Это была очень вдохновляющая дискуссия, моя дорогая жена, уверяю тебя.

Джанат удивленно задрала брови.

– Да? Я сделала совсем другие выводы.

– Разве не очевидно? – спросил Тегол, переводя взгляд с Джанат на Бриса, на Бугга, потом на Ублалу и снова на Бриса; и вдруг его глаза чуть расширились, и он снова посмотрел на тартенала, который употребил почти все содержимое кувшина и теперь отрыгивал золотую пену, которая текла у него по подбородку. Заметив взгляд короля, Ублала Панг вытер подбородок и улыбнулся.

– Не очевидно? – переспросила Джанат.

– А? О, они не идут на Пустошь, моя королева, они идут в Коланс. Им нужно пройти через Пустошь, раз у них не осталось кораблей, чтобы добраться до Коланса по морю. И у нас, увы, нет судов, чтобы снабдить их.

– А что они ищут в Колансе? – спросил Брис.

Тегол пожал плечами.

– Откуда мне знать? Может быть, надо у них спросить?

– Готов поспорить, – сказал Бугг, – они скажут нам не лезть не в наше дело.

– А оно наше?

– Государь, ваш вопрос вынуждает меня увиливать, а мне этого не хотелось бы.

– Вполне понятно, Бугг. Тогда оставим это. Ублала Панг, тебе нехорошо?

Гигант хмуро смотрел на свои ноги.

– Это я обмочился?

– Нет, это пиво.

– А, тогда хорошо. Но…

– Что, Ублала?

– Где мои сапоги?

Джанат потянулась и остановила руку мужа, который снова подносил кубок ко рту.

– Достаточно, муж мой. Ублала, ты ранее сообщил нам, что скормил сапоги другим охранникам в своей казарме.

– А… – Ублала рыгнул, вытер пену под носом и снова улыбнулся. – Теперь вспомнил.

Тегол наградил жену благодарным взглядом и сказал:

– И уж кстати: мы послали целителей в дворцовые казармы?

– Да, государь.

– Прекрасно, Бугг. Итак, поскольку я слышу шаги малазанцев в коридоре: Брис, каких размеров, по-твоему, нужен эскорт?

– Две бригады и два батальона, государь.

– Это разумно? – спросил Тегол, оглядывая присутствующих.

– Понятия не имею, – ответила Джанат. – Бугг?

– Я не генерал, моя королева.

– Тогда следует узнать мнение специалиста, – решил Тегол. – Брис?

Не выйдет из этого ничего хорошего, понимал Флакон, но, признавая необходимость, безропотно сопровождал Эброна. Они пересекали рынок, где волнующаяся, галдящая толпа была охвачена лихорадкой покупки, продажи и потребления – как морские птицы, собирающиеся день ото дня на одинокую скалу, повторяя одни и те же ритуалы, создающие жизнь в пластах… ну да что там… гуано . Разумеется, что для одного дерьмо, для другого… что-нибудь еще.

Быть солдатом – скрытая привилегия, считал Флакон. Его выпихнули из нормальной жизни и защитили от суровой необходимости удовлетворять основные потребности – в еде, питье, одежде, пристанище: все это он так или иначе получал. И семья – не забудь об этом . И все в обмен на выполнение задачи по совершению жестокого насилия; разумеется, только время от времени, ведь таким нельзя заниматься долго, не потеряв способность чувствовать, не растратив человечность смертного.

И поэтому Флакон понял – в припадке ноющей боли, – что обмен, возможно, вышел не такой справедливый. Он получил не привилегию, а скорее бремя, проклятие. Видя мелькающие в толпе лица, этот водоворот масок – все чем-то странно похожи на него, – он ощущал, что его не просто выпихнули, а отстранили. И он ошеломленно, даже возмущенно наблюдал их с виду бессмысленные, бесцельные усилия, понимая, что завидует их поверхностной жизни без особых событий – где единственной целью было насыщение. Владеть, набивать живот, копить кучи монет.

Да что хоть кто-то из вас понимает в жизни? – хотелось ему спросить – Попробуйте пробираться по пылающему городу. Попробуйте обнимать умирающего друга, залитого кровью, как грязным саваном. Попробуйте взглянуть на живое лицо рядом с вами, а через мгновение увидеть мертвое, лишенное жизни .

Солдат знает, где реальность, а где эфемерность. Солдат понимает, как тонка и хрупка ткань жизни.

Можно ли завидовать, глядя на защищенную, беспечную жизнь тех, чья ограниченная вера видит силу в слабости и обретает надежду в ложной надежности рутины? Да, ведь если понял эту хрупкость, обратного пути нет. Теряешь тысячу масок, и тебе остается только одна, с тонкими морщинами презрения, с опущенными уголками рта вместо усмешки, с обещанием холодного безразличия.