Юрий Силоч - Постмортем

Преступники заскулили и отшатнулись назад, в темноту, стараясь спрятаться друг за друга, но слишком поздно — громилы открыли камеру, в три секунды уложили всех на пол и как следует отпинали тяжёлыми сапожищами.

Всё закончилось так же быстро, как и началось — жандармы исчезли, оставив после себя стонущих заключённых, душную смрадную темноту и Тальфа, который застыл, боясь привлечь к себе внимание.

— Щ-щенок, — просипел среди кряхтения и оханья знакомый голос. — Конец тебе. Конец, усёк?..

Стоять без движения быстро надоело. Нужно было как-то устраиваться.

Тальф, которого колотил озноб от усталости и напряжения, хотел было присесть на солому, но быстро оставил эту задумку: та наполовину сгнила, а на вторую половину состояла из жирных лоснящихся блох размером с мышь. Насекомые лениво ползали в ожидании нового блюда, поэтому молодой человек махнул на всё рукой, плюхнулся на пол и вытянул ноги, надеясь, что плотная ткань мантии не растворится при соприкосновении с коростой грязи на полу.

Нужно было думать, но думать как раз не получалось: в голове туман, зубы стучат, сердце колотится так, что рёбра молят о пощаде, а кровь раскаляет тело своим бешеным бегом.

«Что делать? Что делать? Что делать?.. Позор. Какой позор!..»

Тальф подтянул колени и уткнулся в них лицом, начиная понемногу раскачиваться.

Да, позор. Ещё какой. Причём, не только для него, а для всех, кто его окружал. Для Эльмы, которая, хоть и вела себя подчёркнуто-строго, но заменила ему умершую мать, для магистра Хейлера, который взял его в ученики, помог, дал шанс, для Жози…

При одной мысли о принцессе юноше захотелось завыть. По Жози его поимка может ударить сильнее всего. Друг наследницы — преступник и каторжник, уму непостижимо. Страшно и представить, какие слухи пойдут теперь.

Тоненький голосок в голове молодого человека осторожно предположил, что с такими знакомствами Тальфу точно не место в камере и, может быть, стоит просто попросить кого-нибудь о помощи?.. Мысль была очень заманчивой, как висящее на ветке сочное яблоко: протяни руку, схвати — и проблемы сразу же исчезнут. Однако в комплекте с яблоком шёл гнусного вида говорящий змей с подозрительно логичными и правильными речами.

И чем больше змей говорил, что у Тальфа есть полное право попросить о помощи, тем меньше хотелось это делать.

«Нет. Нельзя», — покачал головой молодой человек и глубоко вздохнул. Он чувствовал себя как утопающий, добровольно отказавшийся от брошенного каната.

Не хватало ещё, чтобы принцесса покрывала преступника.

Тальф мысленно повторил последнее слово. Оно невыносимо горчило и очень больно кололо прямо в сердце. «Преступник, преступник, преступник».

Да, теперь он преступник. И пусть юноша яростно протестовал, не желая признавать себя им, рациональная часть сознания понимала своеобразную логику закона, которой руководствовался жандарм и которой, скорее всего, будет руководствоваться суд.

Пусть обманом, но он нарушил закон королевства, и теперь… Теперь что? Ждать казни и каторги?

Перестав раскачиваться, молодой человек крепко задумался. А действительно — что он может сделать? Боевые заклинания магистр Хейлер презирал и привил это презрение Тальфу, так что о попытке освободиться силой можно было забыть.

Мысленно перебрав в голове все свои умения и навыки, Тальф остановился на вызове демона.

Он мог его призвать. Теоретически. На практике юноша, разумеется, никогда этого не делал, потому что за вызов такой сильной сущности можно было получить наказание, в сравнении с которым даже тюрьма и каторга покажутся отдыхом на водах.

Вскочив, он принялся ходить из угла в угол, пытаясь понять, что можно использовать.

Небольшой осколок кирпича вызвал бурную радость — вот и нашлось что-то, чем можно нарисовать печать. Нестабильную, конечно же, но вполне рабочую и пригодную для вызова какой-нибудь потусторонней дряни.

Ещё было бы неплохо найти кусок мела, потому что с защитным кругом всё было куда сложнее. Кирпич для него точно не подходил, а рандеву с разъярённым демоном, который, едва появившись, начнёт крушить всё вокруг пылающим мечом, стало бы прощальной глупостью Тальфа.

Но мела, конечно же, не было. «Думай, голова, думай, — схватившись за голову носился по камере молодой человек. — Если не мел и не травы, то…»

Можно было использовать пару малоизвестных хитростей — три очень сложных символа и заклятие на мёртвом языке, но и они не гарантировали успех. А вот если…

Тальф остановился. Опустил плечи, ссутулился, выдохнул.

«Демон, конечно. Отличная идея».

Вызвать злобную и могущественную тварь, которая разнесёт половину города — это, конечно, прекрасный способ доказать свою невиновность и показать всем, что ты не опасен для общества.

Снова усевшись на пол и прислонившись к прохладной стене, Тальф закутался в мантию и затих.

Заключённые в камере напротив потихоньку приходили в себя и негромко переговаривались.

— Спишь, щенок, да? — прошипел Синюшный. — Ну спи-спи!

Однако спать Тальф не собирался. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации — и, не находя его, впадал во всё большее уныние.

Будущее, которое до этого выглядело не то чтобы радужным, но по крайней мере достойным, резко помрачнело.

Умереть на виселице, ожить в качестве безмозглого и бессловесного раба, а затем вкалывать в железных шахтах на островах северного моря, пока тело не развалится — так себе доля. Даже в лучшем из возможных исходов, при котором суд сделает скидку на то, что Тальф не ведал что творит, молодому человеку предстоит провести какое-то время в тюрьме. И что дальше? Выйти с подорванным напрочь здоровьем и клеймом преступника, а затем уже осознанно работать на людей вроде Эрика? Ведь кроме колдовства Тальф ничего не умел и ничему, кроме колдовства, не учился, а значит, выбор прост — либо это, либо голодная смерть.

Смерть.

Молодой человек покосился на осколок кирпича.

Тот не годился даже на то, чтобы подавиться им.

Да и смерть не была спасением от позора — уж кому как не Тальфу было знать, что при желании до человека можно дотянуться и на том свете.

По ступеням затопали две пары сапог. Молодой человек очнулся от болезненного забытья и подался вперёд, чтобы рассмотреть, кто пришёл, но тут же ойкнул — холодная стена вытянула всё тепло, и шею заклинило.

— Где там этот малец? — в подвале стояли, озираясь, два жандарма — одинаковые настолько, будто их отлили из олова по одной форме.

Тальф навострил уши.

— Вроде во второй. Он там один сидит.

— Хорошо. Я сейчас.

Второй страж закона подошёл к камере, где сидел некромант.

— Пришли к тебе, — ухмыльнулся жандарм. — Сейчас приведём.