Анна Мичи - Смертельный турнир

— Сделай так, если решишь, что я тебя предал. Тогда мое сердце остановится.

Первый бой на межакадемических соревнованиях закончился ошеломляюще быстротечно нашей безоговорочной победой.

Может, за это следует благодарить богиню удачи, сделавшую нашим первым противником не самую сильную команду, может, упорные тренировки с утра до вечера в течение предыдущих семи дней — один на один, два на два, три на три, после каждого боя анализ ошибок, обсуждение наилучшей стратегии. Как бы то ни было, мое первое сражение в роли лидера группы завершилось неожиданно быстро.

Когда мы впятером выходили на поле в цветах академии — темно-зеленый низ, золотистый, с зеленой полосой, верх, и ее эмблема на груди и спине, — я волновалась. Но лишь раздался сигнал, как-то мгновенно собралась и успокоилась. Стратегию обговорили давно: Иллейне занимается вражеским целителем, попутно нанося урон атакующим; я принимаю на себя основной удар и мешаю противостоящим магам усыпить Имсена; остальные методично выводят из строя противников одного за другим.

Удивительно, но за каких-то семь дней мы отлично сработались. Конечно, все члены команды сработались задолго до моего появления, но я вошла в отлаженный механизм, как давно недостающий винтик.

А еще за это время узнала с новой стороны Ярена — как рассудительного лидера и хорошего стратега. Он разбирался в умениях и заклинаниях любой специальности, даже артефактору Райву ухитрялся давать дельные советы.

Вот только… после того, что произошло в моей комнате, между нами словно выросла невидимая стена. Мы вместе выходили по утрам и вместе возвращались, он по-прежнему провожал меня, но больше не заходил ко мне домой, не позволял себе лишнего и вообще старался молчать.

А меня с каждым днем все сильнее к нему тянуло. И все пуще копились обида и недоумение. Почему он ничего не делает? Я ему не нравлюсь? Но почему он тогда меня поцеловал?

Может, для него это ничего и не значило, но у меня от воспоминания о том поцелуе внутри разгорался огненный шторм.

После боя мы всем составом перешли в огороженный пятачок — импровизированную ложу, предназначенную для нашей команды. Здесь можно было понаблюдать за другими участниками, оценить возможных соперников, продумать стратегию и тактику следующих схваток.

Рядом со мной села Иллейне, с другой стороны — молчаливый Лиссен, за спиной — Имсен и Райв. Ярен, сложив руки на груди, стоял позади нас всех, привалившись к перегородке. Мне казалось, я чувствую его взгляд, но, наверное, это было воображение.

— О, команда из академии имени Халда Великого, — оживилась Иллейне, когда на поле вышли новые участники. — Вон тот парень, высокий, говорят, он из клана Архалла. Красавчик.

Анс и впрямь выглядел шикарно. Он стоял впереди, в черной с алым форме их академии, фасон мундира подчеркивал его широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги. Словно почувствовав мой взгляд, парень посмотрел на меня. Улыбнулся, помахал рукой.

Иллейне восторженно взвизгнула и принялась махать в ответ.

— Ты видела? По-моему, он на нас смотрел!

Я поежилась: снова показалось, что по спине, по затылку пробежал внимательный цепкий взгляд. С трудом подавила желание обернуться.

Анс… нет, он не шпион. Слишком многие знают, что он Архалла. Если бы это было ложью, товарищи по команде давно бы его выдали. А Архалла слишком далеки от границы с Имерией, нет смысла засылать туда шпионов.

А если не он, то кто? Подслушанный в приемной ректора разговор смущал меня и пугал. Судя по нему, больше всего на эту роль подходил Ярен. Но если он и впрямь шпион, зачем дал мне такое оружие против себя?

Вспомнила показанный им жест, сочащийся кровью круг на его груди и передернулась. Мне потом несколько ночей снились кошмары, и я просыпалась от видения, будто случайно складываю руку в том жесте, и Ярен умирает. Понимала, конечно, что одного жеста недостаточно, необходим импульс, необходимо, чтобы человек был рядом, но спящему сознанию плевать на логику, и оно раз за разом подсовывало мне посеревшее, покрытое крупными каплями пота лицо, застывшие голубые глаза, обнаженную мускулистую грудь, которой больше не суждено дышать.

Рев зрителей отвлек меня от размышлений, как раз вовремя, чтобы увидеть блистательную работу Анса и мага из его команды: первый притянул к себе «удочкой» всех противников сразу, а маг в ту же секунду навел на них сонные чары.

Вот это синхронизация! Отработано до мелочей. Надо и нам попробовать что-то в таком духе. Только я, первокурсница, вряд ли смогу притянуть одновременно пятерых.

Прерывая поток мыслей, в перегородку застучали — неожиданно сильно, аж фанерные стенки затряслись. Обернувшись, с изумлением увидела через щели в перегородке Ласа. Поймав мой взгляд, тот замахал рукой:

— Сатьяна! Родители приехали! Выходи!

Подскочила, словно меня ушатом холодной воды окатили. Родители? Здесь?!

И впрямь, они сидели под навесом на седьмом ряду. Отец, мать и — неожиданно — Вейс. Я остановилась, растерянная, не понимая, как себя вести. Было так странно увидеть их после полугода разлуки. Не то чтобы они сильно изменились, отец и Вейс были такими же, какими я их помнила, разве что мать, кажется, чуть пополнела, лицо стало круглее и спокойнее.

— Вот и мы! — громко объявил Лас.

— Сатьяна! — Первым вскочил папа.

Кинулся мне навстречу, но тут же остановился, словно вспомнил о чем-то, наклонился к матери, бережно придержал ее за локоть, помогая встать.

И когда она выпрямилась и улыбнулась мне рассеянно, машинально поглаживая округлившийся животик, я замерла.

По телу прошла дрожь, меня охватило странное ощущение. Непривычное и в то же время удивительно знакомое. Будто теплый ветер ерошит макушку, на кухне остывают бабушкины пироги, и пахнет нагретой солнцем клубникой. И матушка берет меня на колени, что-то рассказывает, ее голос журчит, и я жмурюсь, как довольная кошка.

— Нигос, мама… папа…

Глаза почему-то стали мокрыми, в носу засвербело. Шагнула навстречу, еще толком не понимая, что сказать, но ничего и придумывать не пришлось.

Родители сразу поняли, куда устремлен мой взгляд. Папа смущенно заулыбался, мама поймала мою руку и положила себе на живот. Сказала гордо и благодушно:

— Уговорил ведь! Мало ему пятерых детей, еще одного давай, говорит, на старости лет!

Я засмеялась сквозь слезы. Какая старость! Матери едва за сорок, а обладающие силой стареют позже.

Мамин живот под тонкой тканью платья был неожиданно тугим и твердым, как барабан, и от мысли, что внутри спит мой новый братик или сестренка, на глаза снова наворачивались глупые слезы.

Спустя полчаса мы сидели на террасе одного из кафе на торговой улице академии. Папа оживленно рассказывал, как мама проедала ему плешь, пока он не согласился отвезти ее в Отрай, в академию, какой капризной она стала с началом беременности и как ему приходилось каждое утро мотаться на рынок, чтобы принести матери свежее молоко. Ей, видите ли, во что бы то ни стало требовалось свежее и чтобы приносил его именно папа.