Анна Мичи - Смертельный турнир

На входе в нижние этажи стоял охранник, увидев пропуск, молча посторонился. И Ярена не остановил: то ли знал, что он тренер, то ли в пропуске не указывалось количество персон.

Шум снаружи как отрезало: за толстой железной дверью плыла тишина. Под потолком горели синие магические лампы.

Глянула на висевший рядом со входом план. Нужная лаборатория оказалась в самом низу, на минус третьем этаже. Ничего себе, я даже не ожидала, что академия на такую глубину продолжается. Еще больше удивилась, когда коридор, по которому мы шли, вильнул и уткнулся в глухой тупик.

Вернее, никаких створок, проемов, вообще ничего похожего на дверь не обнаружилось. Сплошь глухая стена с железной виньеткой в виде переплетенной древесной арки, рядом с ней, один под другим, были нарисованы два узора. Под верхним стояли цифры 6-10, под нижним — 11.

Я растерялась, а Ярен невозмутимо начертил в воздухе нижний узор. Линии засияли мертвенно-синим, медленно растаяли, и на стене перед нами начал разгораться голубой туман.

— Сейчас разогреется. Он медленный, но другого способа попасть вниз нет.

О, портал?

Проход и впрямь отворялся очень медленно. Синие блики поползли по виньетке, окрашивая металл, не пропуская ни листика, ни веточки. Ярен молчал, я тоже. От нечего делать следила, как неторопливо продвигается огонь, неожиданный вопрос застал меня врасплох.

— Ты вроде с лохматым встречалась. Что, уже за другого замуж собралась?

«Лохматый» — Карин. После нашего расставания он пару раз пытался встретить меня после тренировки, но я постоянно была с сопровождающим, и Карин потухал, отступая, только взглядом провожал. Думаю, подошел бы, если бы дала ему хоть малейший повод, но я старалась даже не смотреть в его сторону. Ничего, нам просто нужно это пережить.

А «за другого замуж» — это об Ансе, что ли? Ярен услышал, как он моим родителям представлялся?

— Ты что, был там? — смутилась.

Ярен дернул плечом. Значит, был. Странно, что не заметила, обычно его присутствие, его взгляд я ощущала на каком-то глубинном уровне.

Впрочем, то, что не заметила, — не беда. И то, что слышал разговор, тоже. Беда скорее в том, что я его не понимала. То он — как сейчас — будто ревнует, то целует так, что сердце в пятки уходит, то мрачен и не проявляет никакого желания сблизиться, то снова задает странные вопросы.

Виньетка наконец разгорелась полностью, и в стене распустился сияющий овал.

Ярен подтолкнул меня, я оробела, но шагнула внутрь. В лицо дунул холодный сухой воздух, на миг закружилась голова, но неприятные ощущения сразу пропали. Вокруг были те же стены, даже показалось, портал не сработал, но потом заметила, что лампы под потолком горят не синим, а зеленым.

Следом из перехода появился Ярен, и тут же все погасло: и сам овал, и виньетка, и даже узор на стене рядом.

— Что такое? — Мой спутник почему-то встревожился.

Провел рукой по узору, начертил в воздухе знак. Ни виньетка, ни стена цвета не поменяли.

Ярен вполголоса выругался, огляделся.

— Работает только на вход. Странно. Пойдем найдем ар-терана Магруса.

Он хотел уже двинуться в путь, и я решилась. Положила руку на его локоть и сказала, глядя прямо в глаза:

— Вообще-то с Карином я рассталась, а Ансу вообще никогда ничего не обещала. И ни с кем не встречаюсь.

Рука под моими пальцами напряглась, глаза впились в мое лицо. Я не отводила взгляда, хотя сердце стучало как сумасшедшее, и внутри разрастался колючий ледяной комок страха. Ведь с моей стороны это было фактически прямым признанием. Знак «дорога открыта». Если я тебе нравлюсь — вперед.

Взгляд Ярена резал не хуже острого кинжала. Наконец он бросил сквозь зубы:

— Лучше бы встречалась.

Дыхание перехватило, словно со всего размаха ударилась о несокрушимую ледяную стену. Лицо горело, будто Ярен залепил мне пощечину. Вот как. Признание оказалось ненужным. Я сама ему не нужна, назойливая, нескромная… Зачем вообще заговорила об этом, надо было молчать.

На глазах вскипали непрошеные слезы. Я отвернулась, но Ярен мгновенно схватил меня за плечи, разворачивая к себе. Он выглядел взволнованным, даже немного испуганным, и готовое вырваться рыдание застыло в горле.

— Ты неправильно поняла, — начал он, но сразу осекся. По лицу прошла тень. — Хагос… да почему же все так…

Он легонько встряхнул меня, будто пытался привести в чувство. Снова заговорил, пытливо всматриваясь в мое лицо:

— Я не вправе… не могу тебе что-нибудь обещать. Ничего не могу дать, кроме проблем и неприятностей.

Взгляд его изменился, стал мрачным и злым. Я уже видела такое выражение: злость и отчаяние, направленные скорее внутрь, чем наружу. На себя самого.

Вопрос сам сорвался с губ, даже подумать не успела:

— Кто ты? Что ты скрываешь?

В глубине глаз метнулось отчаяние, Ярен стиснул челюсти. Ничего не ответил.

Протянула руку, желая дотронуться, провести по складке между бровями, разгладить, согнать с лица это выражение. Внутри щемило до боли, и я сама не понимала, от жалости это или от мучительного притяжения.

Ярен поймал мою руку, не позволив коснуться, и мы застыли, пожирая друг друга взглядами.

Я понимала, что он не говорит мне даже половины правды. Понимала, что все запуталось в тугой неразрывный узел: чужие мотивы, желания, цели. И что в тайнах Ярена можно утонуть с головой, и почти наверняка в этом замешан и Хранитель. И в то же время знала, видела, чувствовала, что Ярена тянет ко мне, как и меня к нему. Тянет безумно, невыносимо, на грани невозможного.

И я верила ему. Даже не потому, что он вручил мне свою жизнь, не потому, что ему доверял ректор. Просто верила, иррационально и глупо. И сейчас, здесь, внизу, вдали от мира мне смертельно хотелось забыть обо всем. Притвориться, что на свете не осталось никого, кроме нас, что больше нет недомолвок и секретов, что все потеряло значение, все, кроме того, что мы рядом, только он и я.

И снова сорвалось с губ своевольное, непрошеное, потаенное:

— Поцелуй меня.

Парень резко втянул воздух, зрачки его расширились, и от одного этого у меня томительно засосало под ложечкой.

Не спуская с меня глаз, Ярен отпустил мое запястье. Коснулся талии, спины, провел ладонью вдоль позвоночника, а потом — резко, сильно, нетерпеливо — вдавил меня в себя. Другой рукой погладил затылок, провел по голове, разделяя пальцами пряди. Это движение было одновременно властным и таким нежным, что я издала невольный стон.

От его близости темнело в глазах, а он, как назло, как нарочно, медлил, склонившись к моим губам и не касаясь их. Я чувствовала его дыхание, чувствовала, как напряглось его тело, чувствовала его нетерпеливое желание.

Он поцеловал меня сначала нежно, едва касаясь языком, губами. Отодвинулся и вгляделся в мои глаза, будто проверяя, что не отвернусь. Снова коснулся губами рта, и опять так осторожно, что я не выдержала и жадно подалась навстречу. И тогда он сорвался. Мы оба сорвались.