Анна Мичи - Смертельный турнир

Я закусила губу. Хен помедлил, не сводя взгляда с моего лица, потом протянул руку, провел большим пальцем по лбу, будто разглаживал складочку.

— Давай не будем об этом. Сам виноват. Нужно было предусмотреть это, потратить больше времени на подготовку. Но у меня были причины торопиться, так что я ни о чем не жалею.

Мы долго молчали. Я упрекала себя: причина поторопиться — ведь он из-за меня торопился. Боялся, что тот, другой, перейдет в наступление. Боялся, что опоздает, что меня убьют. И из двух зол выбрал то, которое грозит смертью ему самому.

Тут я вспомнила еще кое-что.

— Так это ты следил за нами, когда на нас напала Висперина со своими шавками. То-то мне казалось, что во время боя меня кто-то подлечивает!

Хен расплылся в улыбке, чмокнул меня в нос.

— Я следил за тобой постоянно, — сообщил с явным самодовольством.

— Надеюсь, не подглядывал, когда была в душе…

В его глазах засияли предвкушающие огоньки. Он чуть не облизнулся, как лис, увидевший неосторожно покинувшую загон курочку. Поспешила задать новый вопрос, пока лис не набросился на меня.

— А зачем вам вообще Пять Оружий? Продать?

Хен покачал головой. Ответил с щемящей нежностью:

— Чтобы покорить Морвенну, наянэ. Моя бабка — правая рука жреца Имерии и ненавидит Морвенну священной ненавистью. В принципе, неудивительно, она потеряла мужа и сына по их вине. Про моего отца ты знаешь, а деда убили те самые Денорты. Так что украсть их посох стало для нее смыслом жизни. Месть… А потом она сбежала в Имерию вместе с моим отцом, тогда еще ребенком. Но — так бывает — посох ее не принял. Он хранился в клане, сколько себя помню. В виде артефакта, точь-в-точь как ваш меч. А когда родился я, мы как-то нашли общий язык. — Он рассмеялся, словно сам недоумевал, как это у него вышло.

Представила, как маленький Хен, как и я в детстве, обнимает светящийся камень и жалуется на свои обиды. Хен наверняка не питал ненависти ни к Денортам, ни к самому посоху — может, тот это почуял?

Несколько минут мы молчали, прильнув друг к другу: Хен обнимал меня, уткнувшись твердым подбородком в мою макушку, а я — удобно устроившись в теплых объятиях, вдыхала щекочущий ноздри запах, рассеянно поглаживая ткань свитера. Потом вспомнила записку, переданную от его имени, и вывернулась, поднимая голову.

— Ты оставлял мне записку, когда я была в лазарете?

— Какую записку? — нахмурился Хен.

— С просьбой о встрече той ночью, в зале. Когда на меня кто-то напал и пытался задушить. Ты тогда ворвался и помешал.

Лицо Хена потемнело.

— Нет, никаких записок я не писал. Видел тебя в лазарете, убедился, что все в порядке, на этом все. А что за записка?

— Погоди, ты видел меня в лазарете? — Не припомню, чтобы он заходил.

А я бы запомнила, ведь тогда он еще не был нашим тренером. Впрочем, возможно, тогда я спала.

Хен почему-то смутился, загадочно хмыкнул, будто вопрос поставил его в тупик. Потом спросил:

— А где записка? Сохранилась?

— Да, лежит где-то. Мы сличали с твоими конспектами, думали, выясним, твой ли это почерк, но так и не поняли.

— Покажи.

Через нежелание выбравшись из теплых объятий, нашла записку. Хен рассмотрел ее, нахмурив брови, перевернул, изучил обратную сторону.

— Скорее всего, писал тот, второй из клана, о котором я говорил. Пытался убить тебя, чтобы завладеть мечом. Только клановый мог знать имя, под которым я здесь был. Я заберу ее, хорошо? Может, что-нибудь выясню. Шанс мал, но вдруг…

— Конечно.

Хен запихнул листок в задний карман. Повисла неловкая пауза. Я сделала попытку отойти.

— Еще чаю?

— Нет. — Он поймал меня за руку, усадил обратно на колени и по-хозяйски обнял.

Я затихла, украдкой улыбаясь. Мне было уютно в его объятиях, спокойно и тепло, словно наконец-то очутилась там, где и должна была быть всегда. По-моему, Хен чувствовал то же самое.

Я настолько разомлела, что вопрос застал меня врасплох:

— Сразу с ним встречаться начала?

Попыталась повернуться, но Хен не дал, объятия стали неожиданно жесткими. Я смирилась, пожала плечами, и хватка немного ослабла.

— Ты про Карина?

— А ты не только с ним встречалась? — в голосе звучали ревнивые и злые нотки.

Мне вдруг стало весело.

— Ревнивый муж вернулся? Полгода пропадал, теперь претензии предъявляет?

Он не сразу отреагировал, только после паузы слегка расслабился, хмыкнул:

— Резонно.

Разговор снова издох, но атмосфера изменилась. Я пыталась задавить желание в свою очередь поинтересоваться, как он провел эти полгода и много ли девушек поменял. Настроение испортилось, и, чтобы не злиться втихомолку, я заговорила:

— Я на Карина поначалу тоже сильно сердилась. Он знал, что ты ночной, и ничего мне не сказал. А встречались мы не больше пары недель. И то жалею, что согласилась. Надо было сразу сказать, что ничего не получится.

Если в начале моего монолога тело Хена окаменело, но теперь ощутимо расслабилось. Он прикоснулся губами к щеке, сказал негромко:

— Я не возражаю. Никаких претензий. Я не имею права возмущаться и требовать, чтобы ты до смерти хранила мне верность. Просто меня до остервенения раздражает мысль, что кто-то к тебе прикасался.

Вот как ему удается так просто изменить мое настроение на противоположное? Улыбка снова поселилась на лице.

Помучить еще немного или признаться?

— Если хочешь знать, у нас не было ничего серьезного. — Выбрала-таки второй вариант — эх, Сатьяна, какая ты все-таки мягкотелая!

— Он не затащил тебя в постель? Вот тюфяк.

Самодовольный тон меня разозлил.

— Вообще-то, и ты не затащил. И в целом, — сделала попытку вырваться, — я сама могу решить, с кем, когда и как.

Хен хмыкнул, теперь задумчиво. Прижал меня крепче, явно не собираясь выпускать.

— Тс-с, сиди. Извини. Я увлекся. Просто… слегка ревную.

Ничего себе слегка! Но извинения были приняты. Однако вскоре Хен снова взялся за свое:

— А второй хмырь? Черноглазый. Замуж тебя звал. Пойдешь?

— Это было чисто деловое предложение, — ответила, уже с трудом сдерживая смех. — Они хотят Хранителя, взамен предлагают защиту клана. С Ансом у меня ничего нет, он просто развлекается.

— Пусть Хагоса в задницу поцелуют.

Было непривычно слышать, как он выражается, прямо и грубовато. Но меня это не раздражало, даже наоборот, чем-то нравилось. Было такое ощущение, что он наконец дорвался до своей добычи и рычит на любого самца в поле видимости.

— А ты чем занимался эти полгода? Сколько девушек соблазнил? — спросила и сжалась, сразу пожалев, что слова сорвались с губ. Я не хотела слушать о его девушках, много их было или мало. Поспешно добавила: — Хотя не говори, мне не интересно.

Хен рассмеялся, снова провел губами по щеке, по скуле, на миг прижался сильнее, оставляя отпечаток поцелуя.