Максим Виноградов - Дивный Мир Будущего. Книга 2 [СИ]

— Ладно, допустим, — пыхтит мужчина, — Продолжай…

Говорю еще минут пять, стараясь не упустить ничего значимого. Заканчиваю историю на том, как мы с Анной залезаем во флаер. Виктор Семенович беззвучно матерится.

— Слушай, Тей! Ты не только притягиваешь к себе чудовищные неприятности. Но еще и каждый раз каким-то чудесным образом умудряешься выпутаться из полнейшей, казалось бы, жопы! Как тебе это удается, парень?

Безвольно пожимаю плечами. Не повторять же нелепое «это не я» или «оно само».

— Ну а почему об этом не доложил? — устало брюзжит собеседник, — Тоже, по-твоему, «пустяк»?

— Времени не хватило, — хмуро выдаю самую универсальную отмазку.

Виктор Семенович кривовато ухмыляется, склонив голову набок. Он смотрит словно сквозь меня, будто силясь разглядеть самые потаенные мысли. Надеюсь, такой талант ему недоступен.

— Хорошо, что по взрыву? Какого черта тут произошло?

Устало рассказываю про девушек и то, как мы избегли смерти по счастливой случайности. Глава Комитета крутит головой, лишь укрепляясь во мнении, что я тот еще везунчик.

— Ну а по тендеру? — грустно вопрошает он, — Не послушался все же? Отдал другим?

Мрачно киваю. Это уже становится похожим на привычку: виноватый вид, растерянные жесты; язык, будто присохший к гортани.

— Эх, молодость, — разочарованно вздыхает собеседник, — Решил показать независимость? Или купился на деньги? Это ведь взятка, Тей. Натуральная взятка должностному лицу.

— Не понимаю, о чем вы… — с трудом выдавливаю слова оправданий.

— Ладно уж, не понимаешь. А то я не в курсе твоих встреч.

— Я выбрал тех, кто хотя бы не пытался меня убить!

Виктор Семенович смотрит с недоумением. Потом сдержанно улыбается. Затем — начинает искренне смеяться.

— Думаешь, это я?! — сквозь не утихающие раскаты хохота лепечет он, — Думаешь, я на тебя покушался?

Сижу молча, не пытаясь ни отрицать, ни соглашаться. Думал ведь? Думал! А о чем еще мне прикажешь думать? Нужно взвешивать все варианты, даже самые невероятные.

Хохотнув еще пару раз, глава Комитета довольно быстро успокаивается. Лицо мужчины становится серьезным, только в глазах все еще таятся последние искры веселья.

— Если бы я хотел тебя убить, Тей, — вкрадчиво произносит он, — Ты давно был бы уже мертв. Неужто принимаешь меня за немощного старца? Поверь, я не стал бы городить огород со взрывами… Задушил бы голыми руками, и делов-то!

Глядя на широченные плечи, мощный торс и бугрящиеся под рубашкой мышцы, я почему-то не сомневаюсь в реальности подобной перспективы. Единственное, что выводит из себя — комитетчик все же допускает саму возможность расправы. Для него это не нечто небывалое, экстраординарное. А так — эпизод, требующий обсуждения.

И в то же время, Виктор Семенович сейчас кажется таким старым, седым, уставшим. Могучий богатырь, присевший отдохнуть от повседневных подвигов. Мудрый наставник, взявшийся учить самонадеянный молодняк уму-разуму. Добрый волшебник, если угодно, для которого нет ничего невозможного.

— Ну подумай, мальчик, какая мне с того выгода? — мягко просит глава Комитета, — Стал бы я сначала тебя собственноручно назначать, а потом покушаться? Устраивать заваруху на заводе, взламывать флаер, организовывать взрыв? Я что, похож на таинственного заговорщика, не наигравшегося в игрушки?

Нет, конечно. Не похож он на того, кто вершит темные дела. И мне очень хочется верить собеседнику. Верить в доброе, вечное. Разум уже согласен на все: подчиняться, соглашаться, даже просить прощения. Только глупое подсознание чем-то недовольно. Какая-то сказанная фраза или даже одно слово… Что-то кажется неправильным. Свербит, чешется, зудит, не дает покоя, как укус надоедливого насекомого.

— Я ничего не говорил про флаер, — выдыхаю почти шепотом.

Виктор Семенович бросает быстрый и крайне удивленный взгляд.

— Да? — устало переспрашивает мужчина, — Точно?

Медленно приподнимаюсь с кресла, рука сама собой тянется к оружию на столе. Жест скорее фигуральный, чем угрожающий. И тем показательней реакция комитетчика.

Он мгновенно отпрыгивает в сторону, будто не сидел абсолютно расслабленно секунду назад. Могучие руки скрещиваются напротив груди, вокруг высоченного тела вспыхивает полупрозрачный конус защитного поля.

А ведь он готовился! Ждал нападения! Рассчитывал варианты и наверняка знал, что будет делать в том или ином случае.

Чувствую странную слабость: ноги подгибаются сами собой. Падаю на пол, перекатом закатываясь под стол. А мое кресло, стоящее в шаге, внезапно расцветает обжигающим пламенем. Огонь давит жаром даже сквозь одежду, во рту возникает странная горечь. Горечь неоправданных надежд.

Это ведь смертельно. Когда хотят просто поймать или задержать, такими огненными шарами не разбрасываются. Виктор Семенович бил наверняка, заранее предполагая летальный исход. А значит? Значит и не планировалось выпускать меня отсюда живым?

Безумные ситуации рождают не менее сумасшедшие решения. Разом осознаю, что убежать не получится. Драться с комитетчиком — заведомая гибель. Пытаться вырваться — невозможно: за дверью ждут пресловутые агенты. В голове нежданно всплывают строки стародавнего поэта.

Выбор есть всегда:

Зеркало, чтобы войти,

И окно, чтобы выйти!

Окно. Нейросеть взрывается чередой предупреждающих сообщений, но я игнорирую голос разума. Окно, чтобы выйти. Почему-то о том, что требуется еще и выжить, вспоминаю только в последний миг. Мгновение неуверенности — и мягкое шевеление на поясе. Полуживой стальной кнут напоминает о себе, дает понять — я помогу!

Вскакиваю на ноги, рейлган взлетает в позицию для стрельбы.

Виктор Семенович молниеносно активирует защиту, еле видимые всполохи выдают границы силового поля. Странно, он такой сильный и в то же время так боится! Мне даже чуточку жаль комитетчика, ведь я совершенно не собираюсь в него стрелять.

Жму на спуск, бронебойная пуля послушно вырывается из ствола. С треском и звоном окно разбивается на мелкие осколки; стеклянная крошка размеренно, как в замедленной съемке, опадает вниз.

Несусь к освободившемуся проему, на ходу выкидывая бесполезное разряженное оружие. Рука тянется к поясу; рукоять кнута, ставшая вдруг твердой, сама ныряет в ладонь. Чувствую, как кольца, обвитые вокруг талии, наливаются огнем, тяжелеют, начинают раскручиваться.

— Стой, дурень! — громогласный окрик настигает в конце пути.

В этих словах столько злобы и экспрессии, в тоне такая властность и решительность, что тело невольно подчиняется приказу! Ноги упираются, мышцы стопорятся, корпус изгибается, силясь остановить движение.

К счастью, скорость такова, что выбора нет. Вместо красивого прыжка получается нелепое падение. Ступни подкашиваются, и я вываливаюсь из окна с грацией контуженного.