Терри Пратчетт - Ноги из глины [litres]

– Я по поводу тех слов, о которых вы меня спрашивали, – с укоризной произнес Посети.

– Каких слов?

– Тех, которые отец Трубчек написал собственной кровью, помните? Вы мне велели выяснить, что они значат.

– А. Точно. Заходи. – Ваймс расслабился. Констебль пришел не для очередного мучительного разговора о состоянии его души и необходимости как следует ее помыть и почистить, пока ее не поглотили вечные муки. Он в кои веки пришел поговорить о чем-то важном.

– Это древний кенотинский язык, сэр. Отрывок из их священной книги, хотя, конечно, говоря «священная», я подразумеваю, что они глубоко заблуждались в…

– Да, да, не сомневаюсь, – сказал Ваймс, усаживаясь за стол. – Там случайно не написано «Это сделал господин такой-то, ааа, ааа, а-а-а»?

– Нет, сэр. Такой фразы нет ни в одной известной священной книге, сэр.

– Жаль, – сказал Ваймс.

– К тому же я просмотрел другие бумаги в комнате, и, судя по всему, эта запись была сделана не рукой покойного, сэр.

Ваймс оживился.

– Ага! Ее оставил кто-то другой? Может быть, там написано что-то вроде «Получи, ублюдок, мы тебя годами искали, чтобы отомстить»?

– Нет, сэр. Такой фразы тоже нет ни в одной из священных книг, – сказал констебль Посети и заколебался. – Разве что в апокрифе к Неблагому Завету от Оффлера, – добросовестно добавил он. – Но эти слова взяты из Кенотинской Книги Истины. – Он фыркнул. – Так называемой истины. Их ложный божок…

– Давай ты просто зачитаешь, что там написано, и избавишь меня от лекции по сравнительному религиоведению? – предложил Ваймс.

– Хорошо, сэр. – Посети явно уязвили его слова, но он все же развернул листок бумаги и презрительно хмыкнул. – Это несколько заповедей, которые их бог якобы оставил первым людям, когда вылепил их из глины, сэр. Правила вроде «Трудись не покладая рук до конца дней своих», и «Не убий», и «Не возгордись». Вроде того.

– И все? – спросил Ваймс.

– Да, сэр, – ответил Посети.

– Просто духовные наставления?

– Да, сэр.

– Но в рот-то их зачем засовывать? Бедолага как будто последнюю сигарету пытался выкурить. Есть соображения?

– Нет, сэр.

– Я бы еще понял, если там было что-то вроде «сокруши врагов своих», – сказал Ваймс. – Но там просто сказано «работай себе и не высовывайся».

– Кено был довольно либеральным богом, сэр. Не большой мастер по части заповедей.

– По меркам богов он кажется почти приличным.

Посети посмотрел на него с укоризной.

– Кенотины пятьсот лет вели одну из самых кровавых войн на континенте и все в ней полегли, сэр.

– Пожалеешь кар небесных – испортишь паству, да?

– Простите, сэр, вы о чем?

– Да так, ни о чем. Ну что ж, спасибо, констебль. Я, э, прослежу за тем, чтобы капитану Моркоу обо всем доложили, и еще раз спасибо, не смею вас заде…

К концу фразы Ваймс сбился на скороговорку, но все равно не успел: Посети вытянул из-под нагрудника свернутые в трубочку журналы.

– Сэр, я вам принес свежий номер «Всепоглощающего огня», а еще последний выпуск «Извечного зова». Там много статей, которые вас наверняка заинтересуют, например, запись проповеди пастора Суй Носа, в которой он призывает встать с колен и откровенно обращаться к людям через почтовые ящики, сэр.

– Э-э-э… спасибо.

– Не могу не обратить внимание, что брошюры и журналы, которые я принес вам на той неделе, до сих пор лежат там же, где я их оставил, сэр.

– Ах да, слушай, извини, ты же сам знаешь, сколько сейчас работы, еле выкраиваешь время на…

– Не стоит откладывать на потом размышления о вечных муках, сэр.

– Они у меня и так из головы не выходят, констебль. Спасибо.

«Так нечестно, – подумал Ваймс, когда Посети ушел. – Во вверенном мне городе на месте преступления остается записка, и хватает ли ей совести для того, чтобы оказаться угрозой расправы? Нет. Отчаянной предсмертной попыткой записать имя убийцы? Нет. Это просто какие-то душеспасительные вирши. Какой прок от улик, если они еще таинственнее, чем сама тайна?»

Он что-то черкнул на переводе, сделанном констеблем, и кинул бумажку в лоток для писем.

Ангва слишком поздно вспомнила, почему в эти дни старалась держаться подальше от боен.

Она в любой момент могла перекинуться в волка, стоило только захотеть. Люди обычно забывали об этой особенности вервольфов. Зато помнили другую важную вещь. Сопротивляться полной луне было невозможно: ее лучи проникали внутрь и ударяли по всем рычагам, даже если сама Ангва предпочла бы их не трогать. До полнолуния оставалась всего пара дней, и божественный запах животных в загонах и крови с боен бросал нешуточный вызов ее вегетарианству. Ангва чувствовала, как ею овладевает предлунный синдром.

Она зыркнула на здание, маячившее впереди мрачной тенью.

– Давай зайдем через задний вход, – сказала она. – И на этот раз сама постучи.

– Сама? Но на меня даже внимания не обратят! – возразила Шельма.

– Покажешь значок и скажешь, что ты из Стражи.

– Меня не послушают! Надо мной посмеются!

– С чего-то же надо начинать. Давай, вперед.

Дверь открыл тучный мужчина в окровавленном фартуке. Он был порядком ошарашен, когда одна гномья рука ухватила его за пояс, другая сунула ему в лицо значок, а гномий голос где-то в районе пупа произнес:

– Мы из Стражи, ясно тебе? А ну впусти нас, иначе выпустим тебе кишки!

– Неплохо для начала, – пробормотала Ангва. Она приподняла Шельму, отставила в сторону и лучезарно улыбнулась мяснику.

– Господин Крюк, мы бы хотели поговорить с вашим работником. Господином Дорфлом.

Мясник еще не вполне оправился после нападения Шельмы, но сумел взять себя в руки.

– С господином Дорфлом? Что он на этот раз натворил?

– Мы просто хотим с ним побеседовать. Могли бы мы войти?

Крюк покосился на Шельму, которая вся дрожала от перевозбуждения.

– А что, у меня есть выбор? – спросил он.

– Ну, в известных пределах, – ответила Ангва.

Она пыталась дышать ртом, чтобы не чуять соблазнительные миазмы крови. Здесь был даже колбасный цех, где в ход шли такие части животных, на какие в ином случае никто и смотреть бы не стал, не то что есть. Человеческий желудок Ангвы скручивало от запахов с бойни, но другая ее часть, спрятанная глубоко внутри, сделала стойку и пускала слюни, вдыхая смесь ароматов: тут и свинина, и говядина, и ягнятина, и баранина, и…

– Крысы? – спросила она и принюхалась. – Не знала, что вы и гномам поставляете мясо, господин Крюк.

Крюк неожиданно превратился в человека, всем своим видом выражающего готовность помочь следствию.

– Дорфл! А ну иди сюда!

Послышались шаги, и из-за подвешенных на крюки туш вышла крупная фигура.

Многие недолюбливали нежить. Командор Ваймс, например, чувствовал себя не в своей тарелке рядом с умертвиями, хотя в последнее время попривык. И все-таки всем существам нужно хоть перед кем-то ощущать свое превосходство. Живые ненавидели нежить, а те, в свою очередь, – Ангва почувствовала, как у нее сжимаются кулаки, – терпеть не могли неживших.