Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

«Любезный», приняв заказ, скрылся на кухне. Тихо хлопнула за ним легкая дверца из обшарпанного фанерного листа.

И тотчас громыхнула дверь другая — входная, металлическая, с глазком на уровне человеческого лица и с бойницей на уровне живота. Вошел один из бандосов — немолодой мужик с изъеденным оспинами лицом, в длинной кожаной куртке, — вошел, огляделся, словно искал кого-то… Взгляд его скользнул по Бурову и стрелку как по пустому месту, не зацепившись. Бандос пожал плечами и вышел.

За стойкой снова появился шалманщик, в руках его был поднос с двумя глубокими тарелками, от которых поднимался пар. Он вознамерился было поставить поднос на стойку, но стрелок позвал его:

— Эй, любезный! Неси все сюда.

«Любезный» удивленно фыркнул, разворачиваясь к стрелку. И Буров увидел, как лицо шалманщика, на котором изначально ясно читалось выражение: «Чё ты сказал?» — вдруг разгладилось, став совершенно пустым. Молча «любезный» составил тарелки на единственный занятый в шалманчике столик. И так же молча удалился за стойку, забрав с собой поднос.

— Яичница! — напомнил ему стрелок.

Шалманщик вздрогнул, словно очнувшись от дремы, и заспешил на кухню.

Стрелок, чинно откушав пару ложек, причмокнул:

— Ничего так… — и поднял глаза на Бурова, который тупо глядел в свою тарелку. — Да ешь, о чем задумался-то?..

А Бурову было совсем не до еды. Во-первых, во дворе стоит фура с грузом. Конечно, дверцы кузова защищают три стальных засова, каждый из которых зафискирован массивным навесным замком… Так все равно же, и самый что ни на есть надежный замок можно вскрыть, если постараться. А во-вторых… вообще непонятно, что происходит.

Вновь бахнула входная дверь. На этот раз бандосов было двое. Давешний, с оспинами на лице, и еще один, невысокий, в добротном пуховике, примечательный тем, что вместо правого уха у него торчали какие-то коротенькие багровые лоскутки. Этот одноухий держался очень уверенно. Войдя последним, он с видимым раздражением толкнул в спину впереди идущего собрата по ремеслу, чтобы тот пошевеливался быстрее. Бандос с оспинами чуть не упал.

— Ну? — коротко и зло осведомился одноухий.

Бандос в кожанке потоптался на месте, оборачиваясь вокруг своей оси, развел руками и растерянно проговорил:

— Сам же видишь…

— Проверь везде, — приказал одноухий.

Бандос торопливым шагом направился к низкой двери, за которой, судя по уловимому аж с самого порога запаху, располагалось отхожее место. А одноухий тем временем призывно гаркнул:

— Хома!

Из кухни выбежал шалманщик, вытирая на ходу руки о фартук, из-за обилия разноцветных пятен напоминавший географическую карту.

— Где они? — спросил одноухий.

— Кто? — округлил глаза шалманщик.

— Как «кто»? Эти… Которые вошли — где?

Бандос в кожанке выбрался из туалета и рысцой просеменил за спиной у шалманщика на кухню.

— Никто не входил, ты чего… — покрутил головой Хома.

— Что значит «никто не входил»? — зловеще понизил голос одноухий, медленно и пружинисто идя к стойке. — Что значит «никто не входил»?!

Шалманщик Хома попятился. И наткнулся спиной на вышедшего из кухни бандоса в кожанке, который сообщил одноухому:

— На кухне тоже никого…

Стрелок с аппетитом ел борщ. Буров, даже не обмакнувший своей ложки, сидел, прилипнув задницей к стулу, пялясь то на спокойного длинноволосого, то на бандосов. К этому времени две вещи кое-как втиснулись в его сознание: бандосы, находящиеся на расстоянии в несколько шагов от них, в упор их не видят, и виной этому странному явлению, скорее всего, его длинноволосый сопровождающий.

Одноухий приблизился к стойке, мазнул пальцем по подносу и предъявил тот палец, с которого капнула розоватая влага, шалманщику.

— А это что? — с нехорошим присвистом поинтересовался одноухий. — Ну-ка, иди сюда… Это что?

Хома осторожно понюхал палец. И в полном недоумении прошлепал губами что-то невнятное.

— Ты же им подавал сейчас, падла! — констатировал одноухий.

— Я? Кому?

Одноухий скрипнул зубами. Стремительно перегнувшись вперед, он схватил здоровенного шалманщика обеими руками за крутой загривок и рванул на себя и вниз. Хома, впечатавшись лицом в дощатую поверхность стойки, распрямился, секунду обморочно покачался всем телом вперед-назад, фонтанируя кровью из перекосившегося набок носа, и обрушился на пол, скрылся за стойкой.

— Пошли, — сказал одноухий, мотнув головой бандосу в кожанке, — фура-то на месте…

— Там замки такие… — поскучнел тот.

— Какие замки! Автогеном бочину вырежем — всего и делов.

Тут Буров не удержался, вскочил, со скрипом своротив стул. Оба бандоса молниеносно обернулись к нему. В руках у одноухого тускло блеснул револьвер. Второй, с оспинами на лице, проворно вытащил из-за спины обрез охотничьей двустволки.

У Бурова горло стиснуло от мгновенного испуга, когда он понял, что натворил.

— Ах ты ж, тварь… — заскрипел одноухий, поднимая револьвер.

— Вы чего тут делаете, мужики? — вдруг спокойно осведомился стрелок, облизывая ложку.

Буров прямо-таки физически почувствовал, как струны вцепившихся в него взглядов ослабли и растаяли, — это стрелок безо всяких видимых усилий перехватил внимание бандосов.

— А?.. — вопросительно произнес одноухий.

— Там братва ваша на тачанах в грязюке завязла, с места сдвинуться не могут, а вы тут титьки мнете! — повысил голос длинноволосый. Он говорил так, будто и на самом деле был искренне возмущен поведением собеседников.

— Так мы… это… — неловко тиская в руках обрез, пробормотал мужик в кожанке, — мы тогда пойдем, ага?

Одноухий, не отводя растерянных глаз от стрелка, поспешно затолкал револьвер в карман.

— Пойдем, да? — попросился и он.

— Конечно, идите, — разрешил длинноволосый.

Бандосы бросились к двери, попытались протиснуться в нее одновременно и ненадолго завязли. Мужик с изуродованным оспой лицом освободился первым, потеряв при этом свой обрез.

— А ты чего встал? — спросил стрелок у Бурова, когда за бандосами громыхнула, закрывшись, дверь. — Доедай борщ, пока не остыл окончательно. И поехали отсюда. Жалко, яичницы мы, кажется, не дождемся, — заметил он.

Из кухни явственно пахло горелым.

Буров опустился на стул. Посмотрел на тарелку, борщ в которой подернулся пленкой жира. Есть ему уже совершенно не хотелось.

— Так вот ты из каких, значит… — проговорил он.

Стрелок улыбнулся:

— Из каких?

Во дворе громко забубнили в несколько голосов.

— Из таких, — сказал он длинноволосому. — Как вас там называют? Брахманы?..

— Брахманы, — согласился стрелок. — Или шептуны. Или лобстеры. Кому как нравится.

— Лобстеры? — удивился Буров. — Не слышал.