Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

— Это от ЛОПС, — пояснил стрелок. — Лица, обладающие паранормальными способностями. Официальное наше именование, так сказать.

— Понятно…

Буров замолчал, не зная, что еще спросить. Во дворе опять кто-то завопил. Буров вздрогнул:

— Чего они там орут-то?..

— Не верят, — сказал длинноволосый, — что в грязи завязли и выбраться не могут.

— И как же теперь? — забеспокоился снова Буров. — Этим-то двоим ты глаза отвел, а остальные?

— Удивительное существо — человек, — усмехнулся стрелок, потягиваясь. — Способен поверить всему, что ему скажут, факт. А я — уж не сомневайся — умею убеждать. Хоть лично, хоть через посредников. Ты будешь доедать или нет?

— Что-то не хочется…

Когда они спустя несколько минут вышли во двор, им открылась следующая картина: бандосы, облепив один из пустых джипов и сзади и спереди, натужно пыхтели, стараясь сдвинуть его с места. Трехтонный автомобиль не поддавался. Наверняка по причине того, что был толкаем одновременно в двух противоположных направлениях и с одинаковой примерно силой.

— Навались… братва!.. — задыхаясь, покрикивал одноухий. — Еще немного… осталось! Сейчас… пойдет!..

Уже в кабине Буров придумал, что ему еще спросить у длинноволосого:

— А чего ж ты в стрелки подался? Теперь таким, как ты, раздолье. Хочешь — на правительство работай, хочешь — вот на таких. Бабок в десять раз больше поднимешь, чем контора-то платит.

— А я уже работал, — просто ответил тот. — И на тех, и на этих. Бабки, брат, — это не главное… А с тобой мне просто по пути было.

Смысл сказанного дошел до Бурова только через четверть часа.

— Не понял! — воскликнул он. — Так ты что же, не от конторы?

— Нет.

— А где… тот, которого мне контора назначила?

— Дома. Отпуск отгуливает. Да не переживай! — рассмеялся длинноволосый. — Я ему отпускные неплохие подкинул, не обидел. Да и тебя не обижу за то, что помог добраться, куда надо.

Буров тоже усмехнулся.

— А как тебя зовут? — поинтересовался он еще, почему-то думая, что ответа не получит.

Но длинноволосый ответил сразу и охотно.

— Макс меня зовут, — сказал он.

Губан лежал, неудобно подоткнув под себя ноги, неподвижный и бледный; рот его был распахнут, точно в изумлении, и в щелочках между неплотно прикрытыми веками тускло отсвечивали белки закатившихся глаз. Мы с Дегой метались вокруг него, под нашими ногами со звонким грохотом перекатывались кастрюли с мисками, и от этого грохота тесная моя кухонька, казалось, раскачивалась, как колокол. Я бил Губана по щекам, щипал его за безжизненно болтающиеся руки, Дега плескал ему в лицо водой из кружки.

Когда Губан наконец пошевелился и со стоном открыл глаза, я аж рассмеялся от облегчения. Пронесло!

— Голова… болит… — было первое, что сказал Губан.

— Напугал, чтоб тебя… — выдохнул Дега. — Дурак мясистый!..

Все случилось так неожиданно, что мы в первый момент ничего даже и не поняли. Посудная полка, висевшая высоко на стене, вдруг сорвалась с одного шурупа, тюкнулась одним концом в крючок для полотенец, что был привинчен ниже, и вся посуда по образовавшейся наклонной плоскости заскользила вниз и начала хаотично рассыпаться по полу, друг за дружкой рикошетя от бритой головы Губана, который под этой полкой как раз и сидел. Кастрюли и кастрюльки, миски и кружки в порядке строгой очередности лупили Губана по кумполу, а тот только ойкал и хлопал глазами, не догадываясь сдвинуться с места. Последним финишировал казан. Хороший такой казан, чугунный, на десять литров, с закрепленной в закрытом положении массивной крышкой. После того как он соприкоснулся с губановским затылком, наш кореш побелел, закатил глаза и свалился на пол…

— Во, глянь! — Дега сунул мне под нос виновника произошедшего: обломок шурупа в измочаленной оболочке дюбеля. — Сломался. Не фиг полку перегружать было.

— Да не важно, — отмахнулся я. — Главное что? Главное, что обошлось. Малой кровью отделались. То есть вообще без крови…

— Будешь еще, дебил, на трещины наступать? — гаркнул Дега. — Как ребенок, честное слово!..

— Не буду… — прокряхтел Губан, с трудом поднимаясь на ноги.

Скоро мы успокоились. А потом и вовсе развеселились. Я высказался в том смысле, будто это еще неизвестно, что больше пострадало: наш с папахеном казан или голова Губана. А Дега, живо подхватив инициативу, тут же воскресил обсуждаемую ситуацию, само собой, художественно ее приукрасив. Задергался, подпрыгивая на табуретке, гримасничая и завывая, после чего картинно брякнулся на пол, где еще пару минут энергично агонизировал, вращая глазами и вываливая язык. Отсмеявшись, мы заварили последние мои две упаковки китайской лапши в том самом злосчастном казане — чтобы на всех хватило.

— Свеженькая! — прокомментировал Дега, прочитав на упаковке одной из пачек дату изготовления: всего-то две тысячи десятый год, ноябрь.

Молодцы все-таки узкоглазые! Завалили этим грошовым дерьмом весь мир в свое время. Что вот только будем делать, когда запасы лапши окончательно иссякнут? Теперь-то они ее производят, понятное дело, совсем не в таких, как раньше, объемах — им самим едва хватает.

Губан, против обыкновения, солоноватую водичку с мелким крошевом почти неосязаемых на языке кусочков теста хлебал как-то вяло. Дега пихнул его ногой под столом:

— Чего ты залипаешь? Ну, получил по бестолковке, делов-то! Считай, дешево отделался. Помнишь Жору Немого? Которому в прошлом году приреченские джагой пузо проткнули? Знаешь, чего он вдруг говорить разучился? Родился-то он нормальным… Он, когда еще совсем малым был, наступил как-то раз вот тоже на трещину, не уберегся. А на следующий день — я сам видел — идет он с мамашей своей по двору, ковыряет себе беззаботно в носу, а мамаша ему бац — подзатыльник! Чтобы, значит, не ковырял. И так знатно залепила, что Жора, дернувшись от удара, палец через нос до самого мозга вогнал. Повредил там чего-то. И замолчал навсегда. А вот мне еще рассказывали про бабу одну из соседнего квартала — наступила на трещину и вскоре исчезла! Только не вся. И не сразу.

— Как это? — не понял я.

— А так. Зашел к ней кто-то, а по квартире ноги ходят. Только ноги, больше ничего, натуральные ноги, в юбке, по которой ту бабу и опознали. Этот кто-то, кто зашел, ахнул с перепугу, ноги поскакали в дальнюю комнату. И там сгинули куда-то с концами…

Глаза Губана тоскливо засветились. Он даже ложку положил. Я мигнул Деге, и тот понятливо заткнулся, только уже поздно было. Заскучал наш Губан пуще прежнего.

— Для тебя-то все кончилось, — сказал я ему.

— А если нет?.. — прогудел он.

— Да точно кончилось! Я тебе лично гарантирую!.. — взвился снова Дега.

Но Губан его слушать не стал.

В молчании мы доели свою лапшу, Губан засобирался домой. Для очистки совести мы с Дегой решили его проводить (он живет в том же доме, что и я, через подъезд, на последнем, пятом этаже). Отвели, двинули обратно. А когда уже спустились до третьего этажа, Дега вдруг остановился, втянул голову в плечи и попятился обратно наверх.