Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

— И что же он натворил, этот Всадник?

— Ну как… Он же мир хочет изменить. Чтобы все как раньше стало.

— А это преступление? — удивился я. — Да любой нормальный человек хочет, чтобы все как раньше стало. И правительство тоже, конечно. Они ведь нормальные люди, не психи… По-моему, твой отец Федор — большой мастак по ушам ездить!

— Не психи, а брахманов, которые к ним на службу не переходят, отстреливают без суда и следствия. Сам же видел. Беспредел творят! Так даже бандосы не поступают!

На это мне сказать было нечего. Это у меня до сих пор в голове не укладывалось.

— Мне отец Федор и это тоже объяснял, но я опять… не очень его понял, — сказал еще Дега. — Вроде как правительство для того и поставлено, чтобы существующий порядок охранять. Пусть даже он, этот порядок, такой паршивый, как у нас сейчас, но другого-то нет. Если эта система рухнет, все еще хуже станет… А Всадник — он, получается, со всей своей ватагой против этой системы воюет. Вот как-то так. Соображаешь?

— Не особо… Я вот к чему спрашиваю. Если я обратно запрошусь отсюда, меня из Монастыря во внешний мир не выпустят, что ли? Чтобы я не сообщил об их месторасположении куда следует? То есть куда не следует? Макс вроде говорил: если не понравится, можем катиться на все четыре… А теперь я что-то сомневаюсь…

— Да зачем тебе отсюда уходить-то? Ты хоть осмотрись немного! Может, и у тебя какой талант отыщется…

— Не в этом дело: отыщется — не отыщется… Ты отвечай, когда спрашивают.

Дега покрутил головой.

— Да вроде здесь никого против воли не держат, — сказал он не вполне, впрочем, уверенно. — По крайней мере, так говорят — и отец Федор, и Макс вот еще в Заволжске говорил. И потом, как я понял, Монастырь этот так надежно скрыт от глаз кого надо… то есть кого не надо, что никто здесь и не опасается раскрытия его месторасположения. Брахманские приколы, короче, я в них не очень секу… Но ты, Умник, оставайся уж пожалуйста! Мы ж кореша с тобой, куда нам друг без друга!

— Я подумаю, — с достоинством заявил я. — Взвешу все за и против.

— Взвесь, взвесь, — согласился Дега. Он вдруг остановился, тронул меня за плечо. — Ты чего, Умник? — сторожко оглянувшись, прошептал мой кореш. — Нам фарт в рожу прет, а ты нос воротишь? Не понимаешь, что ли, ничего? Думаешь, я сам верю в это все: мир спасать… чтоб зверья не было, чтоб все как раньше стало… ля-ля, фа-фа? Тьфу, замануха для лохов. А мы с тобой не лохи. Мы — пацаны с Гагаринки! Мы — тертые калачи, стреляные воробьи и битые рыси. Мы такую парашу не скушаем. Эта ватага — нормальная ватага, покруче бандосов точно будет. И делами серьезными занимается, не зря ихнего старшака власти разыскивают. Просто чернуху раскидывают: мол, мы с благими целями… А на самом деле тут другое.

— Зачем?

— Что?

— Зачем им чернуху раскидывать? Кого обманывать? Людей, что ли, заманивать к себе? Если ватага серьезная и уважаемая, к ним любой рад будет примкнуть.

— А вот зачем! — Дега внушительно постучал себе согнутым указательным пальцем по лбу. — Я уже покумекал и все прикинул. — Он еще раз оглянулся и прошипел мне на ухо: — Этот Всадник, судя по всему, переворот власти готовит, вот как! На такое дело не всякий подпишется, ведь верно? А вернуть все как раньше — кто ж не захочет… И когда говорят они, что, дескать, все добровольно: желаешь — приходи, желаешь — уходи, никто держать не будет, — в это тоже верить не стоит. Выпустят и всем остальным объявят, что выпустили. А сами пошлют кого-нибудь следом… Чик — и нету тебя. И концы в воду. В озеро то есть в Белое… Так что десять раз подумать надо, прежде чем сваливать отсюда. Да и потом… — Он отпрянул, заговорил чуть погромче, но все равно приглушенно: — И потом, сдается мне, Макс не просто так именно нас выбрал. Увидел, что мы… это самое… перспективные.

— Что ты мелешь? Из кого он нас выбирал-то? Вроде случайно все получилось, попали мы ему под руку…

— Не перебивай. Он брахман, лобстер — он тебе так события подтасует, что ты и будешь их за случайность принимать. Да не в этом суть…

— А в чем?

— А в том, что нам реальный шанс выпал по жизни подняться! С этой ватагой мы далеко пойдем! Научимся всему, чему учить будут, заматереем, связями обзаведемся, заодно будем краем глаза посматривать: куда и как незаметнее сквозануть, если вдруг что не так. Неужто не ясно? А ты сваливать собрался…

— Да не собирался я никуда, — признался я. — Мне и самому тут нравится. Просто… одно дело, когда ты сам выбираешь, и совсем другое, когда тебе выбора не оставляют…

— Будет тебе выбор, будет! Ну как? Договорились? Сидим смирно, не вертухаемся, мотаем на ус. А? Все сообща решаем, как обычно, как корешам и полагается? Ну? Договорились?

— Договорились.

Мы двинулись дальше.

— А если правда? — вдруг спросил я.

— А?

— А если не врут они нам?

— Да перестань! Такого и способа нет, чтобы мир к прошлой жизни вернуть. Сам рассуди, ну? Просто кто-то верит во всякую ерунду, а кого-то жизнь приучила ухо востро держать, и его на мякине не проведешь. Я лично себя в дураках держать не позволю…

Я ничего на это не сказал. Излагает Дега, конечно, разумно, но… Тогда ведь, в Моршанке этой, Макс жизнью рисковал. Знал же, что его там ждет, а все равно полез… Ради сладкого куска, который ему Всадник обещал? Сомнительно. Все же что-то такое есть в этих людях… непривычное… Незнакомое, необъяснимое. И как будто… настоящее…

— Что примолк?

— Взвешиваю. Ты ж сам просил…

— Ну-ну! — вдруг хихикнул, подмигнув мне, Дега. — Чтоб лучше взвешивалось, про Ветку вспомни свою. Слышал я, как вы с Веткой общались…

— Пошел ты!

— Вместе пойдем, — хмыкнул Дега. — Кстати, уже пришли.

Лазарет оказался именно таким, каким я его себе и представил, когда о нем зашла сегодня речь. Просторное помещение, вдоль стен которого были расставлены матерчатые ширмы, скрывающие, видимо, койки для пациентов. Справа от входа — широкая скамья, явно предназначенная для тех, кто ожидает приема, умывальник — большая чугунная емкость с пипкой снизу, на которую надо нажимать, чтобы полилась вода. Слева — крохотный закуток, в дверном проеме которого виднелся край стола с бумагами.

На скамье справа от входа сидел смуглолицый раскосый парень в меховой куртке, каких-то несуразно широких штанах и грязных резиновых сапогах. Черные его волосы, лоснящиеся, будто намазанные маслом, были скручены в жидкую длинную косицу. На ноге парня выше колена белел бинт, сквозь который проступали мелкие, точно веснушки, бурые пятна крови.

Он подмигнул нам и проговорил, чуть заметно растягивая слова:

— Вы те, что Макса привезли?

— Те самые, — охотно согласился Дега.

— Большое дело сделали, — сказал парень. — Дьулстаан.