Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

…И увидел над собой бледную физиономию Вахтанга Анзоровича, услышал возбужденные голоса врачей бригады «скорой помощи», почувствовал сильную боль в кровоточащем рту и ушибленных ребрах…

Не было ни острова на Карибах, ни многочисленного счастливого семейства, ни собственных клиник, ни — главное — Ниночки. Вернее, Ниночка-то была, только вот признавать в Семионе мужа никак не хотела.

Выяснилось, что щедрый Вахтанг Анзорович переборщил с наркозом, и вся ослепительно удачная жизнь Семиону Семионову только привиделась, когда он находился на пороге смерти из-за остановки дыхания. От отчаянья Семион разбил Вахтангу Анзоровичу ятаганоподобный его нос, был скручен врачами и увезен в больницу.

Несколько месяцев провалялся Семион Семионович в жесточайшей депрессии. Его уволили с работы, он запил, безнадежно и горько. И совсем было погиб, как вдруг открылось в нем кое-что совершенно неожиданное. Пребывание в состоянии клинической смерти не прошло бесследно. Семион получил экстраординарный дар видеть людей насквозь — причем в прямом смысле слова. Только глянув на кого-нибудь, Семион мог тут же сказать: какой орган у человека здоров, а какой нуждается в лечении. Но только рентгеновским зрением дар не ограничивался. Семион скоро обнаружил, что способен лечить некоторые недуги простым наложением рук, двигать взглядом небольшие предметы, укрощать редкое в те дни явление полтергейста…

Так стал Семион Семионович ЛОПСом. Каковое обстоятельство очень пригодилось ему, когда мир изменился и у всех людей планеты Земля началась новая, отличная от предыдущей жизнь…

На наше приветствие Семеныч лишь слегка кивнул. Скользнул по нам — всем троим — хмурым взглядом и встал к рукомойнику, принялся мыть руки.

— Однако — на стол! — вдруг произнес он, не поворачиваясь. — Иди готовься… Ты, молодой… Как тебя?..

Дега толкнул меня.

— Умник, — напомнил я.

— Ляг на скамейку.

Я повиновался. Семеныч вытер руки полотенцем, висящим тут же, над умывальником, шагнул ко мне, положил ладонь на бок, прямо на повязку. Подержал немного (меня слегка кольнуло точно слабым электрическим зарядом) и убрал.

— Повязку не снимай, через пару дней покажешься, тогда сам и сниму, — сухо сказал Семеныч. — На-ка. — Он сунул мне пузырек с таблетками. — Это кальций. Принимать на пустой желудок.

— А… как там у меня? — робко спросил я. — Через два дня то есть все пройдет, что ли?

Не сочтя нужным ответить, он развернулся, чтобы уходить.

— Семе… Семион Семионович! — почтительно позвал Дега. — А можно нам к Максу?

— Нет, — бросил коротко Семеныч и зашагал от нас прочь по проходу между койками.

— Суровый мужик… — проговорил мой кореш, глядя ему вслед. — Как будто через силу все делает. С неохотой живет.

— А может, он считает, что и сейчас ему этот мир только снится? — предположил я. — Один-то раз он уже через это прошел…

— Да мне пофиг, — беззаботно сказал Дега и снова зевнул. — Пойду-ка я покемарю. После обеда опять с отцом Федором заниматься. Слушай… — Он вдруг воровато оглянулся по сторонам и перешел на интимный шепот: — А Ветка ведь запала на тебя. Точно говорю, я эту фишку на раз просекаю. Ну, оно и понятно; Макс — он хоть и брахман, а старикан уже. — Он хихикнул. — А ты вон какой — конь-огонь. И она… — Дега причмокнул, покрутив задом, — баба видная. Я б на твоем месте не терялся. Я б на твоем месте ее…

Парой энергичных телодвижений он продемонстрировал, как бы именно поступил с Веткой. У меня потемнело в глазах. Я бы, наверно, врезал корешу в тот момент, но он вовремя отпрыгнул, видно, заметив что-то в моем лице. И я опомнился.

— Пойду, — сказал Дега, посмотрев на меня с непогасшей еще веселостью, сквозь которую, впрочем, светилась опаска. — Спать пойду. Давай, Умник, до встречи!

И он ушел. Вслед за ним я покинул лазарет. И только в коридоре вдруг вспомнил, что не имею ни малейшего понятия, как мне найти дорогу к своей келье.

Фиму Кулькова только несколько дней назад повысили от заместителя до директора департамента образования Заволжского округа. Новое назначение Фиму, который, откровенно говоря, не первый год уже подумывал о том, чтобы уволиться из правительства, вовсе не обрадовало. Что повышение? Ну, зарплата существенно увеличилась, автомобиль выделили с личным водителем, так ведь и раньше Фима не бедствовал, а машина… Не очень-то она и нужна. К тому же все равно Фиме ею пользоваться не суждено — на новоприобретенный служебный автомобиль молниеносно и безапелляционно заявила права Рахиль Львовна, Фимина супруга, монументальная дама с профилем престарелой свиноматки и амбициями императрицы, утверждающая, что по улицам, мол, теперь приличной женщине ходить небезопасно. Не понимает, дура: худшее, что с ней может случиться, — вырвет какой-нибудь оболтус из рук сумочку — и все… А то, что по нынешним временам куда как комфортнее отсиживаться мелким клерком в какой-нибудь незаметной конторке, чем занимать правительственную должность, в пергидрольную ее голову не умещается. Давно бы Фима уволился, давно бы нашел себе местечко поспокойнее, но Рахиль Львовна даже и слышать об этом не хочет. Она ведь, курица, и не поинтересовалась даже, куда это прежний директор департамента подевался, Кузовников Андрей Андреич. На повышение пошел или, наоборот, поперли его с поста?

Лучше бы уж поперли… Был директор департамента Андрей Андреич Кузовников, простодушный увалень — и нет Андрея Андреича… Все, что от него осталось, — только оболочка, захваченная тем, о ком в правительстве предпочитают не говорить даже шепотом. Во-первых, это прямо запрещено внутренним строжайшим распоряжением, а во-вторых, даже если бы и не было запрещено, все равно не станешь говорить… себе дороже. Кто его знает, вдруг себе такую же, как у несчастного Кузовникова, участь накличешь?

Фима Кульков уже собирался домой — рабочий день подходил к концу, пятый час на дворе.

«Скорей бы зима, — подумал Фима, вставая из-за стола и потягиваясь. — Хорошо зимой — по-настоящему светает не раньше восьми, а темнеет уже после трех… Только пришли, поздоровались друг с другом, чайку попили, и уже пора по домам…»

В дверь кабинета коротко постучали.

— Да!.. — разрешающе зевнул Фима.

Дверь отворилась, в кабинет просунула остроносую мордочку секретарша Настенька.

— Вас вызывают, Ефим Романович! — тихо сообщила она.

— Кто? — удивился Кульков, машинально глянув на часы.

— Ну, этот… Комиссар который, — еще понизив голос, сказала Настенька.

Фима, вздрогнув, сглотнул.

— Прямо сейчас вызывает? — уточнил он.

— Прямо сейчас, — совсем уж едва слышно подтвердила секретарша.