Валерий Иващенко - Безумный аттракцион

Над миром сгущалась ночь. Опускающаяся с неба темнота придавливала остатки красного закатного света к горизонту. До окончательного наступления сумерек оставались считаные минуты.

У меня привычно засосало под ложечкой, неуютно стало на открытом пространстве. Пришлось напомнить себе, где я нахожусь, чтобы страх отступил.

Здесь безопасно и свободно.

А там — за окружающей Монастырь водной гладью, по которой, будто масляные пятна, бесшумно растекаются красные отсветы, — лежит совершенно иная реальность, где существовать возможно лишь с боязливой оглядкой. И реальность эта начинает сейчас обычное свое погружение в очередную фазу кромешного ужаса…

О чем с нами будет сейчас говорить Комбат, я приблизительно догадывался. В любой большой ватаге так принято: вступающие в нее перво-наперво имеют предварительную беседу с кем-нибудь из старшаков. Чтобы четко уяснить свои будущие права и обязанности. Потом, как правило, следует испытание, на котором новички доказывают, что достойны оказанной им высокой чести… Какое, любопытно, для нас здесь испытание устроят?

Откуда-то с темных берегов долетел до нас едва слышный вой, тонкий и колеблющийся, будто лезвие пилы.

«Да какое бы ни устроили, — подумал я, передернувшись от этого воя, — из кожи вон вылезем, но пройдем. Лишь бы подольше не возвращаться обратно…»

Комбат поднял воротник своего бушлата, обернулся к нам, оперся спиной о парапет. Я вдруг подумал, что он, должно быть, много старше, чем показалось мне с первого взгляда. Глаза у него были такие… тусклые, устало слезящиеся, с густо испещренными красными прожилками белками.

— Освоились? — с неожиданной тепловатой простотой осведомился он.

— А то! — бодро откликнулся Дега.

— Ну и как вам здесь?

— Супер! — отчеканил Дега. — Копов нет… настоящих то есть. Зверьем и не пахнет. И вообще… запираться, окна занавешивать, прятаться ни от кого не надо. Еще бы по хозяйству не напрягали, вообще полный расслабон был бы!

— Полного расслабона, уж извини, не получится. А насчет всего остального — ты прав. Я бы и сам отсюда не уезжал, будь моя воля. Да… Вы вот вряд ли это хорошо помните, а ведь когда-то повсюду на земле люди так и жили, как сейчас вы в Монастыре: ни от кого не прячась и никого не боясь.

— Ну уж, — не удержался, чтобы не усомниться, я. — Можно подумать, раньше, до зверья-то, жизнь сплошной марципан в шоколаде была…

— Если с нынешней сравнивать — именно марципан и именно в шоколаде. Да еще с кремовыми розочками сверху… Времена, когда одна из самых трудноразрешимых проблем у человека — высокий процент по ипотечным выплатам, — согласитесь, неплохие времена.

— А что такое ипотечные выплаты? — поинтересовался Дега.

Я наскоро объяснил.

— Это ж сколько народу раньше было, если на всех жилья не хватало? — поразился мой кореш. — У нас с этим проще: в каждом доме половина квартир пустые, вселяйся не хочу… — Он на мгновение задумался. — Это ж сколько народу за последние шесть лет повыкосило?..

Комбат достал из кармана бушлата пачку «Кадетских», предложил нам. Мы не отказались.

С этим суровым армейским куревом мы уже были знакомы. В гагаринских шалманах и лавках перебои с табаком случались частенько, но запас «Кадетских» у барыг имелся всегда. «Покурить есть чего?» — «Нет». — «Ну, давайте тогда «Кадетские»…» Таков был неизменный диалог между покупателем и барыгой, когда ни на прилавке, ни под оным нормальных сигарет не наличествовало…

Да, сейчас мы с Дегой и «Кадетским» были рады. Наши-то запасы почти кончились…

С отвращением затянувшись, я выпустил шершавую, застревающую в горле струю дыма.

— Спрашивайте, — проговорил вдруг Комбат. — Сегодня я уполномочен лично Всадником ответить на все ваши вопросы.

От неожиданности я закашлялся.

— Что угодно спрашивать можно? — живо поинтересовался Дега.

— Что угодно.

— А… Когда звери в том зоопарке закончатся, нас чем кормить будут?

— Да погоди ты со своей ерундой! — оттолкнул я кореша. — Все, что хотим, можно спрашивать?

— Ну, я же сказал вам…

— Как вы намереваетесь мир изменять? — задал я вопрос. — Ну, возвращать его в то состояние, в котором он был до двенадцатого года?

— Ты что? — пихнул меня в свою очередь Дега. — Это ж секретные сведения! Я уже у отца Федора спрашивал, а он меня отшил…

Комбат усмехнулся:

— Да нет никакого секрета. Просто раньше не имело смысла вам эту информацию давать. Не поняли бы. Или поняли, но не так. Да вы и сейчас вряд ли способны… Сколько вы в Монастыре? Даже и неделю не живете…

— За недоумков нас держите? — обиделся Дега. — Рассказывайте, какой вы там способ придумали. Мы поймем!

— Ну, во-первых, не мы придумали, а Всадник. Во-вторых, не придумал, а разработал. Вывел путем логических измышлений и обосновал… Итак, что послужило причиной катастрофы? Психоэмоциональный всплеск чудовищной мощности. Именно этот всплеск и произвел… условно говоря, трещину в реальности нашего мира… Ну, это-то вам должно быть понятно, это вы наверняка и раньше не раз слышали. Идем дальше. Так вот, Всадник выдвинул теорию: закрыть ту трещину возможно лишь посредством психоэмоционального импульса такой же мощности, как и у того — первоначального, разрушительного, но противоположной полярности. Только и всего. Правда, просто?

— Э-э-э… — сказал Дега.

— Пока ничего сложного, — сказал я.

— Идем дальше, — снова проговорил Комбат. — Психоэмоциональный всплеск двенадцатого года — явление, уникальное по своей глобальности. И повторить его вряд ли удастся. Потому что теперь не двенадцатый год, а двадцать пятый. Человечество давно разобщено, каналы всемирной информационной коммуникации разорваны. Единственное, что осталось, — радиосвязь, функционирующая далеко не везде, да локальные проводные сети (не считая специальных каналов связи, конечно). Чего для общедоступного — в мировом масштабе — обмена информацией явно недостаточно. Какой из этого следует вывод?

Комбат выдержал паузу. По очереди посмотрел на нас. Мы молчали. Мы не знали, какой из всего этого должен следовать вывод.

— А вот какой, — продолжал он. — Заданный импульс необходимо накопить. Постепенно, шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком создавать психоэмоциональный фон, до тех пор, пока он не достигнет критической мощности. Все еще ничего сложного?

— Ну-у-у… — протянул Дега.

— Да вроде бы все ясно… — сказал я. — Почти. Про мощность, по крайней мере. Про накопление. А вот по поводу полярности…

— Ага! — Комбат сделал последнюю, самую горькую затяжку, поморщился. — Вот теперь-то мы переходим к самому главному! Какова была эмоциональная составляющая первого импульса?