Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

– Как и Лис.

– А-а-а-а. – Лис с Ольтиком поднимались, проталкивая друг друга, их союз катапультировал обоих к успеху в армии и в Бюро, но носить Корону может только одна голова. Следом за Короной шел меч Эревешичей – чуть менее значимая загробная жизнь.

– А… меч тебе обязательно нужен? – спросил Теревант. Корона требует верности. Если Ольтик считает себя серьезным претендентом на Корону, то мог бы добровольно отказаться от притязаний на меч, и это поднимет его позицию в расчетах некромантов. Так он показал бы свою приверженность Хайту, а не одному из его Домов.

При таком раскладе клинок Эревешичей переходит к Тереванту. Он овладеет силой наследного оружия, станет воителем их рода. Полубогом – всю его слабость выжжет и заместит собой могущество предков.

– Мне очень нужен меч, Тер, – сказал Ольтик, ломая мимолетную грезу. – В этом городе отныне неспокойно. А представь, что будет, если Гвердон вступит в войну? А если примкнет к Ишмире? Тебя тут не было этот год, во время Кризиса. Шестеро наших стражей пали от веретенщиков. Будь у меня тогда меч… кто знает, насколько иначе сложился б исход. – У Ольтика сияли глаза – ни дать ни взять провидит, как прорубается сквозь поток демонических ратей, крушит чернокнижные козни, спасает Гвердон. И завоевывает неугасимую преданность гвердонцев делу вечного Хайта.

– Как только Лис пошлет весть… – начал Теревант, но Ольтик его перебил:

– Ее ручной зверек уже с ней на связи. Неделя, и городской дозор чуточку утратит зоркость. Тогда я его доставлю.

– Ее зверек?

– Лемюэль, – сказал Ольтик, отцепляя от горшка с вареньем прилипшую мушку. – Когда я надену меч, все закончится. Пока я не буду прибегать к самым могучим дарам этого клинка, местные власти не осмелятся задевать Хайт, оспаривая мое право его носить. Так или иначе, – сказал он, выскребая дохлое насекомое на салфетку, – тебе повезло.

Теревант медленно кивнул. Если бы Лис не ждала их у Грены, чтобы подобрать Беррика, все могло бы сложиться гораздо хуже. Но, опять же, не напейся он с Берриком, не устрой свиданку с сестричками или не будь их бородатый наставник таким назойливым, все бы и обошлось. Крошечные поправки, каждая в отдельности незначительна вовсе, сговорились перекроить его судьбу. Интересно, не происходит ли так вообще со всеми? Не всякая ли душа всего лишь неуправляемая лодочка, которую несет по морю хаоса – или это просто он такой, без руля.

По сравнению с ним Ольтик – дредноут на паровом ходу, никакие ужимки судьбы его не собьют с непреложного курса.

– Теперь я старший Эревешич, – сказал Ольтик. – Мне необходимо заботиться о будущем нашего Дома. Если я умру без наследника либо не смогу носить меч по иной причине – его взвалишь на себя ты.

– Такой беды Дом Эревешичей не вынесет, – произнес Теревант самым легким тоном, но оба знали, что он шутит лишь отчасти.

– Дело не в твоей вине или ошибках прошлого. Суть лишь в том, чтобы семейный меч достался пригодному меченосцу. – Ольтик всадил большой палец в корку апельсина, надковырнул. – Даэринт устроил мне на сегодня встречу с алхимиками в гильдии. Хочешь побьемся, пока я не ушел? Нам надо поддерживать боевую форму, подавать пример другим живым.

Теревант допил кофе.

– Нет. Я хочу пройтись. Посмотреть город, понять, где я нахожусь. – Он не стал добавлять: я двадцать лет не побеждал тебя в честном поединке.

Ольтик опять к нему наклонился, стул заскрипел под весом.

– Я предпочел бы, чтобы ты не покидал расположение посольства – кроме официальных дел.

– Как прикажет его превосходительство. – Теревант встал, отдал честь и вытянулся смирно.

– Ох, брось ты церемонии. Двигай.

Теревант пошел по дворику.

Иссохшая рука, прицепленная к иссохшему плечу под иссохшей головой, остановила его у двери.

– Лейтенант?

Теревант подавил свой первый вопрос: почему вы еще не умерли?

– Да, первый секретарь?

– Юноша Лемюэль принес новости из города. Он ждет в вашем кабинете.

Теревант кивнул:

– Хорошо, благодарю вас.

– Не позволяйте ему заморочить вам голову. Парнишка он полезный и шустрый на улицах, но он не… не… – Даэринт смолк, словно забыл, что намеревался сказать, но руку Тереванта не отпускал. – Вы ведь не слишком похожи с послом, верно? – Глаза Даэринта до того заплыли бельмами катаракты, что Тереванту было невдомек – то ли старикашка высказал наблюдение, то ли просто искренне поинтересовался.

– Брат большой человек, не то что я. Всю жизнь было так.

– Вы не должны на него сердиться, – проговорил Даэринт. – Это очень трудно.

– С чего вдруг? В смысле, что трудно? – Теревант уже начал гадать, а не захирел ли у собеседника разум, под стать недужному телу? Первому секретарю полагалось быть ведущим дипломатом посольства, правой рукой посла в сложных отношениях с Гвердоном. Зачем доверять жизненно важные обязанности такому хилому исполнителю? Почему не взять молодого или хотя бы мертвого? Он бросил взгляд на его запястья – там чисто, волшебных отметин неусыпного нет. Эмблема его Дома не указывает на семейную раку. Когда Даэринт умрет – может статься, еще до конца их беседы, – то он, судя по всему, умрет молителем и окончит свой путь в кувшине, здесь на дворе.

– Быть одним из Полста. Уж мне-то известно.

– Вы из… были одним из них?

– Не я. – Старикан улыбнулся искренне, как ребенок. – Моя мать. Давным-давно. Она была поэтессой. Добилась места в Полсотне, но потом вдруг больше не смогла писать стихи так, как раньше. «Повсюду торчат лезвия кинжалов, – сказала она. – Во всем сокрыта возможная неудача». Мне было всего пять, но когда я плохо отвечал в школе, это означало, что двойку ставили ей как одной из Полста.

– Я буду держать это в голове. А теперь прошу прощения.

Иссохшая рука стиснула его крепче.

– Знаете, а она выиграла. Тогда война шла еще в нашу пользу, и Корону покорил мамин голос. Я рос во дворце, и меня прозвали Принц-Хохотушка.

– То были вы?!

Даэринт шутливо поклонился, то есть на самом деле еле сумел согнуться в талии.

– Понимаете, я боялся, что она перестанет меня любить. Как же иначе, думал я. Она стала частью Короны, тысячной долей души столь сиятельной, что как ей любить смертного сына, когда теперь она мать целой страны? Но я ошибся. Она любила меня. Да, любила – до поры до времени. Уже не моя мать, но Корона любила меня. – Даэринт медленно кивнул на мужчину во дворике: – Он тоже будет вас помнить. Даже потом.

Шпион посмотрел на заполненную судами гвердонскую гавань, на валы и бастионы Мыса Королевы с той стороны залива.

– Океан, наверно, должен помочь.

Он мысленно отступил на секунду назад, чтоб переслушать собственные слова и понять, как они подействовали на Эладору Даттин. Похоже, личина Алика не прочь поэтично порассуждать. Еще Алику нравится быть полезным; он с удовольствием чинит крышу Джалех и клеит плакаты промышленных либералов. Но Алик не шпион, хотя шпион в настоящий момент и Алик.