Марина Суржевская - Живое

И почему мне его взгляд совсем не нравился?

Стук в дверь показался громом. И тут же в дом ввалился Лаверн. Похоже, этот парень не привык дожидаться разрешения войти.

— Доброе утро, красавица Иви-Ардена! — подмигнул он мне. Схватил из вазы печенье, сунул в рот и продолжил, жуя: — Вот лицезреть твоего мрачного братца я совсем не рад, но увы, жизнь несправедлива. Верховный объявил общий сбор, так что пошевеливайся, Стит.

— Что-то случилось? — встревожилась я.

— Всего лишь учения, мальчикам надо развлекаться. — Лаверн снова подмигнул.

Надо сказать ему, чтобы прекратил, а то заработает себе нервный тик!

— Иви, иди наверх, оденься, — приказал недовольный Кристиан. — Лаверн, если ты не прекратишь так на нее смотреть, я тебе нос сломаю. Снова.

Февр со шрамом присвистнул, но взгляд отвел. Я прихватила со стола булочку и побежала в свою комнату. А когда обернулась на лестнице, увидела, что вслед смотрят оба февра.

До Вестхольда мы доехали на мехомобиле. Уходя, Кристиан поцеловал меня в лоб. И показалось, что на этот раз его губы задержались дольше, чем того требовала братская забота.

Но, поднимаясь по древним ступеням замка, я постаралась выкинуть из головы все, связанное с Левингстонами. Сейчас мне стоило сосредоточиться на другом.

Стоило войти в лекторную, как я принялась натужно кашлять. Еще в коридоре я потерла щеки, вызывая нездоровый румянец, и капнула в глаза перцовую настойку, отчего они покраснели и заслезились. Увидев меня, наставник Бладвин буркнул что-то о последствиях Снеговья и отправил меня к врачевателям.

Поначалу я и правда шла в сторону лекарского крыла, но потом свернула. Хорошо освещенные коридоры сменились мрачными и сырыми — я была на верном пути. Несколько лестниц — и я оказалась возле знакомой мне платформы. Больше всего я боялась, что вход охраняется, но, видимо, февры здраво рассудили, что никто по доброй воле не сунется в пустующее подземелье безумия. Я вот тоже сомневалась в разумности своей идеи, но другой у меня не было. Так что я ступила на платформу и некоторое время пыталась сообразить, как заставить ее двигаться. Оказалось, легко — надо всего лишь потянуть за рычаг. Жуткий скрип заставил меня испуганно оглянуться, но вокруг были лишь каменные стены.

Платформа дернулась и медленно поползла вниз. Я вцепилась в железный выступ-ручку, молясь, чтобы ужасный механизм не заклинило по дороге. Или наоборот, чтобы заклинило. Все-таки перспектива оказаться одной в подземелье не радовала.

Внизу было темно так, что казалось, мои глаза исчезли. Я вытащила из пустоты своей сумки припасенную лампу, чиркнула кресалом. Мечущийся свет осветил древние камни и пляшущие тени. Платформа стукнулась о земляной пол и остановилась.

Я шагнула к открытой решетке подземелья. Темноты и подвалов я не боюсь с тех пор, как просидела два дня в подвале приюта за то, что мы подложили старшему настоятелю в постель внушительную кучу навоза. По правде, навоз источал такой запах, что слезились глаза. Только вот у нашего наставника был хронический непроходящий насморк, и подарка он не заметил, пока не залез под одеяло! А так как мы дружно кивали друг на друга, когда наставники приюта начали искать виноватых, то и в подвале оказались всей компанией.

На самом деле тогда мы весьма неплохо провели время.

Я улыбнулась, вспоминая страшилки, которыми мы пугали друг друга, сидя на грязных ящиках.

Теперь, оказываясь во тьме подземелья, я вспоминаю тот навоз и смешные истории о привидениях. И становится совсем не страшно.

Свет моей лампы выхватил из тьмы рисунки. Я осторожно пошла вдоль стены. Безмолвные люди, города, хаос… крылатая девушка, что вот-вот обернется. А вот и эфрим.

— Ну здравствуй, — сказала я, всматриваясь в оскаленную морду и угрожающую позу. Казалось — еще миг, и чудовище набросится, вцепится в горло.

Я со свистом втянула воздух.

— Надеюсь, я безумна меньше, чем тот, кто тебя изобразил, — прошептала я. Поставила лампу у стены и подошла вплотную. Что делать дальше, я не знала. Моя идея была проста и основывалась на предположении о том, что Ржавчина проходит сквозь статую эфрима на стене Вестхольда. Не просто статую, а изваяние, сотворенное двери-асом. Сотворенное Даром. А значит — Мертвомиром, ведь каждый Дар — это часть мира за Дверью.

Рисунки в подземелье безумия, безусловно, создал двери-ас. Талантливый и сумасшедший художник. А значит, есть шанс, что Ржавчина сможет пройти и здесь.

Надо лишь… позвать?

Хотела бы я знать — как!

Прижала ладонь к боку, туда, где под тканью был шрам.

— Эй, ты меня… чувствуешь? Ржавчина, это я. Вивьен. Ты… там?

Чувствуя себя неимоверно глупо, я положила руку на стену. Пальцы ощутили влагу и кажется — плесень. Вот же гадость! В трещинах камней виднелись тонкие бледные шляпки грибницы и парочка мокриц.

И все. Никакого присутствия моего друга.

— Советую тебе немедленно появиться, — сердито прошептала я. — Или я плюну и отправлюсь наверх. Тут недолго и правда подхватить лихорадку или простыть, знаешь ли! Ну же, Ржавчина, давай, это должно сработать!

Ничего.

Я потопталась на месте.

Посмотрела в сторону манящего выхода. И торопливо зашептала:

Камень под моей рукой нагрелся. Или мне чудится от волнения? Нет, он определенно стал теплее. А потом… нарисованная лапа эфрима обрела плоть, и когти расцарапали кожу. Я шарахнулась в сторону.

Я удержала вопль, хоть и с трудом. Нарисованная морда и верх косматого торса выдвинулись вперед, и чудовище жадно втянуло воздух. Раскрыло пасть.

Меня затрясло. Змей Двуликий! Что я наделала? А если монстр выйдет из стены и просто откусит мне голову? Вот удивятся февры, обнаружив мое тело в этом подземелье…

Из жуткой пасти с черными деснами и кривыми клыками размером с мой палец донеслось шипение, переходящее в тихий вой. В темных глазах эфрима плясало рыжее пламя.

Я глянула вниз — остальное тело так и не обрело плоть, там был лишь рисунок.

— Тебе не пройти, — догадалась я.

Подалась вперед, всматриваясь в ужасающую рогатую морду.

— Это ведь ты? — с отчаянием прошептала я. — Это ты? Прошу… прошу, ответь…

Еще ближе, почти вплотную. Он снова тихо зарычал. Он не мог говорить. Чудовище не умеет. Его гортань не способна издавать человеческие слова. То, что он сделал в Мертвомире, было за пределом звериных возможностей…

Я встала на носочки и положила руку на его морду.

И вдруг чудовище меня лизнуло. Темно-бардовый шершавый язык прошелся по моим пальцам, оставляя влажный след и слизывая кровь с царапин. Утешение… Так делал Ржавчина, пытаясь залечить мои раны…