Сергей Шкенёв - Каникулы принцессы Илии [СИ]

— Да я как-то не сомневался, — казначей нервно покрутил головой, будто его шея уже почувствовала петлю. — Предлагаю стоимость верёвок взыскивать с родственником повешенных.

Его Величество, вокруг которого начали собираться не попавшие под действие магии гвардейцы, принялся распоряжаться сортировкой заговорщиков. Этих вязать и в тюрьму, где подождут до утра, а других оттащить в сторону для вдумчивого допроса по горячим следам. Причём, в буквальном смысле по горячим — зелёное сияние избирательно обездвижило именно злоумышленников, удерживая их от неразумных поступков в очень тёплых объятиях. Кое-какая свобода движений оставалась, и самые беспокойные сейчас выли от боли многочисленных ожогов, добавляя себе новые из-за безуспешных попыток уползти от жгучего свечения куда-нибудь подальше. Благородные дамы на всякий случай до сих пор не приходили в сознание, только в беспамятстве внимательно следили за продуманным беспорядком юбок, задравшихся в падении ровно на грани приличий, не переходя за неё.

Из-за бархатных портьер, закрывающих так называемые «ниши для поцелуйчиков», за ноги вытащили двух мёртвых арбалетчиков, явно нанятых среди обитателей городского дна. Там изредка можно встретить наивных болванов, верящих в то, что исполнитель покушения на короля имеет хоть какой-нибудь шанс остаться живым и при деньгах. Правда, дорогущие арбалеты не являются их привычным оружием, но если учитывать участие Тайной канцелярии, в этом нет ничего удивительного.

— Хорошая магия, аккуратная, — заметил один из гвардейцев. — Маленькие дырочки во лбу, и никакой крови. А мы как бахнем болтом в башку, и мозги по стенам.

— Богиня же, — без всякого удивления пожал плечами его напарник. — Мозги по стенам ранят её чувство прекрасного. Возраст опять же…

— Она же бессмертная, — возразил первый гвардеец. — Ей и пять тысяч лет может быть.

— Может, — согласился второй. — Но там, на небесах. А тут она в человеческом обличье маленькой девочки, а они любят аккуратность и чистоту. У меня у самого три дочери чуть постарше.

Первый, у которого были только сыновья, промолчал.

А маркграфа Щвяльбе, как самого пострадавшего, поставили на самую лёгкую работу. Ему поручили выпроваживать из бального зала благородных дам, приводя их в чувство с помощью нюхательной соли и немногих оставшихся на ногах кавалеров. Почти тут же выяснилось, что это было не самым лучшим решением — очнувшиеся от обморока дамы открывали глаза и видели перед собой бледное напудренное лицо, голубой залитый кровью камзол, торчащие рукояти метательных ножей… От визга погасли ещё не погасшие магические светильники, и уже всерьёз впавших в беспамятство леди пришлось вытаскивать волоком и складывать в коридоре.

— Потом разберут, — успокоил маршал посланника. — Если будет кому разбирать. Кстати, вы женаты?

— Четвёртый раз. А почему вы это спрашиваете?

— Да мало ли, — усмехнулся старый граф. — Вы известный сторонник разнообразия.

— Когда это было? — притворно вздохнул посланник. — С тех пор я изрядно постарел, и женщины меня уже не так волнуют.

— Меньше, чем государственные тайны соседних стран?

— Примерно наравне, — улыбнулся маркграф. — Кстати, вам не нужна помощь в допросах заговорщиков?

— Желаете сунуть свой длинный нос в наше грязное бельё?

— Право слово, маршал, это же моя прямая обязанность!

— Вынужден огорчить, но мы постараемся справиться сами.

— И это замечательно! — иностранный дипломат с готовностью выпустил из рук очередную перетаскиваемую благородную даму, из-за чего гулко ударилась головой в пол. — Тем более я себя неважно чувствую после героической гибели при защите Её Императорского Высочества. Как вы думаете, граф, мне дадут орденскую цепь на шею?

— Посмертно?

— Разумеется! Вы опытный человек, граф, и прекрасно знаете, что в обычных условиях с такими ранениями не живут.

— Если не ошибаюсь, в Блумфонтейне не награждают орденской цепью.

— Разве я упомянул Блумфонтейн, граф?

— И вы не являетесь подданным Его Величества Брегиса Четвёртого.

— Но это можно исправить, не правда ли? Вы сами назвали меня известным любителем разнообразия.

Король, прекрасно услышавший весь разговор, мысленно поздравил себя с найденным кандидатом на пост канцлера объединённого королевства. Действительно, а почему бы не начать с Блумфонтейна, славящегося серебряными и железными рудниками? Заговорщики что… заговорщики пыль, а присоединение нового герцогства позволит усилить армию и постараться выбить хогговых орков к орочьей матери.

— Об орденских цепях и знаках мы обязательно поговорим, любезный маркграф, — сказал посланнику Брегис Четвёртый. — Но чуть позже, а сначала попросим вот этих почтенных господ ответить нам на некоторые вопросы. Нет-нет, оставайтесь, теперь это наши общие тайны.

Королевский казначей выдал предложение устроить допросную в кабинете Его Величества, а в приёмной посадить юного графа Вольфа, который всё никак не убрал когти с клыками, и застыл с отрешённым видом, меланхолически выцарапывая каменную крошку из ближайшей мраморной колонны. Ещё не подсохшая чужая кровь густо запятнала светлый камзол Айвана, и казначей очень надеялся, что ненавязчивый намёк будет понят правильно, и поспособствует красноречию и откровенности захваченных заговорщиков. Что может быть лучше добровольных признаний? Разве только допрос с применением магии, но как потом получившихся идиотов отправлять на виселицу? Некрасиво… И потом, боги велят жалеть скорбных разумом, а законы требуют для заговорщиков смертной казни. Ставить волю Небес выше воли Его Величества? Оно, как бы, правильно, но ведь народишко начнёт задумываться, мысли вредные в голове заведутся… так и до греха недалеко.

— Согласен, — кивнул маршал Вольф, только что проводивший принцессу Илию до её спальни. — Пусть затаскивают по одному, а мы с нашим хомяком подвальным и живым иностранным покойником немножко поспрашиваем. А вот тебе, Величество, при этом присутствовать совсем не обязательно.

— Это почему?

— Знаешь, что мне сейчас сказала наша маленькая богиня?

— Откуда я могу знать? Я твои мысли не читаю.

— Она говорила, что чистосердечное признание должно облегчать душу, но утяжелять наказание. А ты помешаешь, твоё Величество, потому что будешь вынужден помиловать самых говорливых и раскаявшихся. Традиция такая есть, если помнишь.

— А вы?

— Нам милосердие по должности не положено, особенно вот этому, — палец графа указал на казначея. — Ты думаешь, Величество, это твой казначей? Нет, это страшное чудовище финансового океана, способное пожирать канувшие в пучину долгов графства и маркизаты. Ради своевременного сбора налогов он готов лично запытать нищего или выставить на торги конфискованную у сироты корочку хлеба. Нет зверя страшнее подвального хомяка!