Jane_BlackCat - За краем Вечности [СИ]

— Ра-азве? — пропел он, складывая руки на груди. — Ох, вы меня убедили. Медленная и мучительная смерть — это совсем не то, что вы заслуживаете. — Я в сомнении нахмурилась и склонила голову на бок, лихорадочно разыскивая подвох в его словах. Стивенс обнажил зубы в хищном оскале: — Потому что это не даст мне гарантий того, что вы и правда сдохнете.

Понимание уложилось в доли секунды. Но за них ни я, ни Джек не успели ничего сделать. Громыхнул выстрел — весомо, гулко. Эхо отразило грохот и свит пули где-то меж пещерных стен — и затихло в глубинах бездны. Ступор пронзил меня как холодный железный прут, сковал тело судорогой исступления. Несколько секунд растворились в вечности. Взгляд, спотыкаясь, метнулся к Джеку. Воробей качнулся, теряя равновесие; поднёс руку к груди. Его пальцы осторожно коснулись тёмного блестящего пятна, которое впитывалось в рубашку и расползалось, поглощая сантиметры белой ткани. Он отвёл ладонь и удивлённо поглядел на кровь на собственных пальцах. Тёмная капля упала на сапог. Его глаза, блестящие, чёрные как никогда прежде, поднялись ко мне — вопрошающе и непонимающе. Я не могла сделать вдох, двинуться, что-то сказать. Только бессмысленным неживым истуканом наблюдала, как под ускоряющийся бит моего сердца он падает, будто подкошенный — не испугавшись, не закричав, не успев понять, что к чему.

Мне будто пощёчину влепили.

Я не слышала собственного крика, но чувствовала, как горло раздирает от отчаянного, пронзительного «Джек!!!» Не помнила, как бегу. Не помнила, как падаю на колени, раздирая их до крови.

— Дже-е-ек! — пробилось сквозь пелену предательского ужаса — душераздирающе, безнадёжно и отчаянно. Дрожащие руки рванули мокрую ткань его рубашки, обнажая рану. Кровь. Она была повсюду. На нём, на моих руках, перед глазами. Она сливалась в одно вязкое и липкое месиво, поэтому я не понимала, где рана — и наивно шарила руками по его груди, пытаясь перекрыть дыру от пули. Над ухом заскрипело — подъёмник снова пополз вверх, оставляя нас.

Я кричала, мешала горячую кровь с собственными слезами, пыталась сохранить жизнь, хотя внутренний голос звучал убийственно и рассудительно: «Всё бесполезно».

Капитанские глаза шастали по потолку затравленно, непонимающе, пока не наткнулись на меня. Джек моргнул, фокусируя взгляд. Пересохшие бледные губы на выдохе шепнули:

— Оксана…

— Джек! — всхлипнула я — беспомощно и как никогда безнадёжно. Осторожно, будто прикасаясь к святыне, я приподняла его голову и положила её к себе на колени. Джек содрогнулся, скривился и с видным трудом просипел:

— Забавно… как всё кончилось.

— Нет! Ничего не кончилось! — взвыла я. — Ты не умрёшь! НИ-ЗА-ЧТО! Слышишь меня?!

Джек качнул головой, прикрывая глаза. На его губах проступила слабая, призрачная улыбка. Кровь пульсирующими толчками пошла сильнее, собираясь в расщелинах и неровностях на каменном полу.

— Но это ничего… Ничего… Лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть, — произнёс он. Слова эхом отозвались то ли в скалах, то ли в моей голове. Меня сотрясло судорогой, наружу вырвался тихий вой. Чёрные глаза снова открылись: —…Ты красивая…

Я закусила губу до крови — ещё чуть-чуть и прокусила бы насквозь. Вцепилась в его руку — ощутить тепло его тела, почувствовать, что он ещё рядом, было более необходимо, чем кислород. Вот как… раньше, в прочих ситуациях, он хватался за жизнь, был готов пойти на всё что угодно, чтобы остаться в живых. Да что там! Это был самый жизнелюбивый и жизнерадостный человек из всех, что я знаю! А сейчас он так быстро и легко смирился со своей участью… Глас рассудка резонно и безжалостно добавил: «Потому что он понимает, что всё кончено. И не питает глупых надежд».

— Нет! Ты не прав! Ты не должен сдаваться, Джекки! Ты должен бороться! Ты же сильный! Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю! Ты… ты слишком легко и быстро оставил мысли о «Жемчужине»! О далёких берегах! О том, что ты ещё можешь сделать! О том, сколько дорог ещё можешь пройти! Обо… мне… — всхлипы и слёзы душили, когтями впивались в грудную клетку, разрывали меня на части.

Его тело сотрясла судорога, отчего под моей рукой выступила новая порция крови, каждая капля которой была драгоценнее всех сокровищ на свете. Его лицо исказила боль — предсмертная, невыносимая. Хотя уверена, её невозможно сравнить с моей.

— Оксана, это всё неправильно, поэтому… ох! — Джек согнулся, зрачки расширились, а дыхание сделалось частым-частым. В уголке его губ появилась струйка крови. Видеть его таким… видеть моего капитана — сильного, смелого, неугомонного — умирающим… это была самая сильная боль, которую только видело человечество. Какая только существует на свете. Я должна была держаться ради него — сдерживать вопли, утирать слёзы, с достоинством поддерживать его, но это стало последней каплей.

— Нет! Нет, НЕТ!!! Всё не должно быть так! Всё не может быть ТАК! Почему ты, а не я?! Почему мой Джекки, а не я?! А-а-а!!!

Грудь сотрясли рыдания. Я уронила голову, касаясь лбом его банданы — влажной, покрывшейся потом. Я не смогу жить без него! Я не буду жить без него!

Время бессовестно замедлило бег. Тишина угнетала. И я (знаю, это совершенно неправильно!) — в глубине души уже ждала решающего момента, чтобы облегчить его боль, чтобы всё… закончилось.

Джек дрогнул. Я заставила себя открыть глаза, мутные от слёз и кровавого тумана.

Воробей коснулся моей руки обессиленно, ослаблено и выдавил вымученную улыбку. Последние слова прозвучали на последнем выдохе:

— Прости меня.

Чёрные глаза угасли и уставились в бездонную высоту. Его ладонь сползла по моей руке и безжизненно откинулась на пол.

Я захлебнулась в рыданиях, ничего не понимая, ничего не видя. Ничего не чувствуя, кроме бездушной, невыносимой боли, выжигающей разум, разъедающей глаза слезами, душащей ледяными пальцами, одним метким ударом разрушающей весь внутренний мир до основания. Я взвыла, как раненый зверь — до боли, до разрыва связок. Это было единственное, что осталось во мне — крик умирающей души.

Его прощальные слова — просьба о прощении — стоили дороже всей земли, потому что были последними. И эти единственные слова вобрали в себя извинение за всё: за все обиды, все необдуманные поступки, все резкие слова. А я не могла их принять, не имела право — потому что знала: о прощении молить должна я.

О прощении, которого не получу.

Кажется, душа погибла вместе с Джеком. Иначе я не могла бы дышать, смотреть в его глаза, навсегда потухшие и лишённые жизни. Я не могла бы быть живой. Хотя, наверное, я и не жива. И никогда не буду жить. Существовать? Пожалуй. Но сегодняшний день раз и навсегда перечеркнул способность ощущать себя живым человеком и что-то чувствовать.