Дмитрий Воронин - Возрождение

- Развилка… – понимающе хмыкнул арраук.

Всадник лишь кивнул. Многочисленные острова Лио изобиловали ручьями, речушками и прочими водными артериями, сосудами и капиллярами. Преследователю нелегко будет определить, куда именно сунулись беглецы. Жаль, что эта дорога теперь закрыта.

- Мы пробовали пустить по пересохшему пути воду, - сообщил Урмас, отводя в сторону взгляд, словно стесняясь столь дилетантских действий, - и воспользоваться ключом. Не вышло.

И не могло выйти. Тень "привратника", хотя и кажется неотъемлемой частью мира, на самом деле с ним ничего общего не имеет. Тот дуб на Земле, что являлся тенью эльфийского мэллона, можно срубить – это будет просто дерево, пригодное хоть на доски, хоть на дрова. А тень останется, просто будет невидима, и если точно знать место, то использовать кору-ключ можно просто помахав ею в воздухе. А вот если срубить сам мэллорн, хоть и думать о подобном святотатстве неприятно, то исчезнет и его тень, и сколько не тыкай в дуб ключом, ничего не произойдет.

Фаррел встал, подошёл к узкой прорези то ли окна, то ли – что более вероятно – бойницы. За ужином и беседой время летело незаметно и сейчас небо уже сбросило звёздчатое покрывало, пылая алыми красками рассвета.

- Что думаешь делать дальше?

Он пожал плечами. Что сказать старому другу? Попросить убежища в крепости, запереться за каменными стенами и принять бой, если предчувствия не обман и ша-де-синн явится к Каэр Тору – один, с компанией себе подобных или с армией эльфов и людей? В искренности Урмаса он не сомневался ни на мгновение, если арраук сказал, что готов принять бой, значит, так и есть. И сейчас могущественного тана (а контролировать три горных крепости и, по меньшей мере, шесть тысяч отменно обученных воинов – не признак ли могущества) ничуть не беспокоило осознание того, что бессмертный охотник, если поднапряжётся и не пожалеет времени, сумеет одолеть горных воителей и в одиночку. Долг чести – людям есть чему поучиться у аррауков. Да и суашини, если на то пошло. Оррин не обманывал себя – его личная преданность делу и стремление любой ценой защитить возрождённого есть не более чем следствие полученного в незапамятные времена приказа. И счастье, что тот приказ был отдан в достаточно мягких формулировках, оставляя исполнителям свободу манёвра. Ему хотелось бы думать, что он искренне привязан к Лене и желает защитить её просто потому, что она – девчонка, толком не начавшая жить. Но… но он понимал, что возникни необходимость – пожертвует ею, не раздумывая, ради исполнения воли давно почившего хозяина. Несмотря на всё её обаяние молодости.

Крепость – не выход. Имей он уверенность, что от вставшего на след охотника удастся отбиться – да, пожалуй, готовность аррауков к самопожертвованию вполне можно было бы использовать. Она и сейчас пригодится – не убить ша-де-синн, так хоть задержать на какое-то время. Но лишних жертв лучше избежать.

- Дальше я думаю немного поспать, - наконец сообщил он. – С ног валюсь.

- Это вино, - авторитетно уверил его Урмас. – Коваррная штука, голова соображает, а ноги отнимаются. Комнату тебе приготовили, а девчонка твоя спать будет долго, от сонного-то отвара. Да оно и славно. Как говорят у нас, сон прриносит мудрые мысли.

- Это у всех говорят, - хмыкнул Оррин, - что у людей, что у суаши. Слова разные, суть одна.

Поспать ему не дали.

Суашини могут обходиться без сна долго. На четвёртые или пятые сутки накопившаяся усталость начнёт оказывать влияние на скорость реакции, но и тогда воин-суашини останется отменным бойцом, в сравнении с которым сколь угодно хорошо обученный человек будет выглядеть черепахой. Но если речь идет о по-настоящему серьёзном противнике, лучше встречаться с ним как следует отдохнувшим. За прошедшие века Оррин, в иных местах известный как Фрейр, приучил себя не выделяться – спал как все, каждую ночь, если не происходило чего-нибудь экстраординарного, ел регулярно. И сейчас приобретённая привычка вышла боком – глаза слипались, тело казалось ватным, а в голове билось одно-единственное желание – зажмуриться и провалиться в сон ещё часика на два. А лучше – на все пять.

Увы, воин в массивных доспехах – интересно, зачем аррауки таскают на себе весь этот металл, находясь в относительной безопасности цитадели – нарочито шумно топтался у дверного проёма. Потрясти гостя за плечо вроде бы как и невежливо, но создать ему условия, с мирным сном несовместимые, можно и без подобных жестов. Для усиления эффекта стражник демонстративно громко выдал, обращаясь к невидимому собеседнику:

- Уважаемый гость скорро проснётся, Гаррта, тащи таз для омовения!

И сказано это было отнюдь не шёпотом. Оррин поморщился – вроде и не так уж много вчера выпил – хотя чаши у гостеприимного Урмаса ничего общего с напёрстками не имели, но в прошлом приходилось вливать в себя и побольше, и покрепче. Видать, винцо-то и в самом деле коварное, пусть и кажется слабеньким.

- Гость уже проснулся, - пробурчал он недовольно.

Воин то ли намёка не понял, то ли пропустил его мимо ушей. Аррауки – народ сложный. С одной стороны, вроде бы как и мирный – за весь период их пребывания на Эллане, насколько Оррину было известно, ни разу обитатели горных крепостей не выступали в качестве агрессора. В глобальном смысле, мелкие пограничные стычки не в счёт. С другой стороны, каждый арраук лет с десяти уже считался "младшим воином" и при этом никого не интересовало, какого ребёнок пола. Младший – значит, не в бой идти, но помогать старшим всем, чем можно. Не кашу готовить, этим занимались в свою очередь все, и сам Урмас, бывало, вставал к котлу или к вертелу, хотя его от подобных занятий освобождала традиция. А вот крутить, по указаниям мастера, механизмы наведения баллист и катапульт [66] Поскольку существует определенная путаница в терминологии, здесь под термином "баллиста" понимается машина, оснащенная лапой-ковшом и способная метать снаряды (камни, щебень и т.п.) по баллистической (навесной) траектории, а под термином "катапульта" – машина, способная метать длинномерные снаряды (дротики, в том числе по нескольку сразу) или небольшие камни по настильной траектории , подносить бойцам стрелы, оттаскивать в укрытие раненых, а то и поработать с арбалетом у специальных, ниже обычного расположенных бойниц – это для младших являлось делом привычным. Лет с пятнадцати "младший" становился "запасным" воином. В схватку их по-прежнему не пускали, берегли – но, чтобы служба не казалась мёдом, тренировали столь напряжённо, что Оррин поражался – как молодёжь не сбежит куда-нибудь от подобных издевательств. Достаточно сказать, что в интервале от пятнадцати до двадцати лет доспехи юношам и девушкам разрешалось снимать лишь для омовения. Девушек в "запасные" определяли уже по желанию – аррауки понимали, что продолжение рода в условиях, так сказать, враждебного окружения есть задача первостепенной важности. Поэтому лет в шестнадцать все местные особы женского пола – на взгляд человека неопытного, отличавшиеся от мужчин лишь более длинными волосами и относительно мелкими клыками – оказывались замужем, а то и становились матерями.