Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 1 [litres самиздат]

Резкий сивушный запах говорит, что я ошибся по поводу компота.

– Нет, спасибо, пока не хочется.

Федор пожимает плечами, наливает другой стакан и протягивает Вячеславу. Короткий звон и звучное бульканье на миг заглушают бормотание телевизора. А там снова политики вещают, как хорошо люди будут жить в стране под их управлением… только не уточняют, какие именно люди будут жить хорошо.

– Михал Иваныч передавал, чтобы не увлекались настойками, и что-то ещё о кроссах говорил, – я не могу удержаться от подколки.

– Вячеслав Михайлович, а может все-таки сунуть ему слегонца, чтобы не разглагольствовал?

Вячеслав мотает головой, кривится, и смех прокатывается по комнате. Федин громкий хохот напоминает пушечные выстрелы. Понятно, ребята отдыхают – им явно не до моих проблем, и я разворачиваюсь к двери. Куда угодно, лишь бы подальше от ночных преследователей.

Куда угодно… А куда?

– Стой! Иваныч зря посылать не будет, расскажи – в чем дело? – Вячеслав накалывает на вилку блестящий от масла грибок.

Сколько времени у меня есть в запасе?

Неизвестно. Кратко рассказываю им о происшедшем. Внутренне же сам недоумеваю – откуда на меня посыпались такие прелести жизни?

Жил, не тужил, никого особенно не трогал, и за один вечер жизнь переменилась: побит-переломан, а на другой день здоров как бык; беги куда подальше, а там встретят неизвестно кто.

Как в страшной сказке.

Во время рассказа даже ущипнул себя украдкой – нет, не сплю.

Ребята будто после репетиции одновременно выкидывают сжатые кулаки.

Раз-два-три!

У Федора выпадают «ножницы», а у Вячеслава «камень». Проигравший идет к дверям, слегка покачиваясь, как моряк при качке.

– Пойдем, поможешь убраться во дворе! – командует Вячеслав и следует за вышедшим Федором. – Да не дергайся ты так, время ещё есть!

За стеной слышится шум ревущего мотора и треск дерева.

Что это? Федор пытается убрать машину?

Пока мы укрываемся дождевиками и надеваем галоши, шум мотора и визг металла немного отдаляется. Федор смог вывезти «девятку» из разрушенного сарая! Или у него золотые руки, или «девятка» ещё может себя показать.

Вячеслав прихватывает по пути мой больничный халат и ящик с инструментами. Мы выходим под моросящий дождь. Вячеслав сует в руки фонарь, более похожий на прожектор. Я тут же щелкаю переключателем, и большой круг света вырывает из тьмы острые щепки, куски шифера, блестящие осколки стекла.

– Уличный свет включать не будем, чтобы соседям глаза не мозолить. Ты по окнам не шарь лучом, а то можем привлечь вертушек раньше времени, – бурчит Вячеслав.

Кого привлечь? Вертушки? Вертолеты, что ли?

Я послушно упираю луч в землю.

Крыша сарая облокотилась углом в землю и по ней стекает струйка дождевой воды. Раздолбанная в пух и прах «девятка» всё-таки выехала на улицу, теперь красуется клоками сена в окнах и торчащими из дверей обломками досок. Бедная, она будто дрожит под дождем, на бортах живого места нет. Машине самое место на автомобильном кладбище, на постаменте с табличкой: «Она спасла человека!»

– Ничего себе, она ещё и ездит!

– Федоруза, дуй в Ковров, или куда тебя там тянет. В общем, чем дальше – тем лучше! Обратно на попутках доберешься. Мы пока приберемся! – Вячеслав повышает голос и закидывает больничный халат на заднее сиденье.

Федор в ответ машет рукой и давит на газ. О полы наших дождевиков стучит фонтан грязи из-под колес, покрывает с головы до ног. «Жигули» виляют задом и начинают набирать скорость на мокрой дороге.

– Вот же засранец, не может без понтов! – произносит Вячеслав вслед машине. – Ну, чего встал? Давай забор поднимать.

– Так на машине нет тормозов, он справится?

– Федя родился с рулем вместо погремушки, да и по жизни не тормозит, так что не переживай. И раз-два, взяли!

Вячеслав умело прибивает ворот на место. Мы быстро поправляем второй створ, меняем брус на воротах. Я старательно убираю зону надворья, насколько возможно очищаю от щепок.

– За Федора не волнуйся, у него на машину рука набита! – выдыхает Вячеслав и улыбается. – Осталось только рожу набить.

После уборки крепыш выносит плотный пакет и вдоль калитки струйкой течет красный порошок, размываемый мелким дождиком. Как будто молотый кирпич рассыпает.

– Что это такое?

– Наша охранка, от тебя след отобьет. Сгреби мусор под сарай, чтобы не бросался в глаза, – Вячеслав продолжает сыпать. Старательно, чтобы не пропустить ни одного участка.

За нашими передвижениями сверху внимательно следит деревянный дракон. Дождь нимало не смущает земноводное.

Радушный хозяин высыпает весь пакет, и, по его указанию, я связываю валяющуюся на земле веревку. С толстой тесьмы, идущей по всему забору, уныло свисают красные мешочки. Они болтаются, словно ленточки на груди у людей с октябрьской демонстрации. Грязная тесьма выскальзывает из рук, концы ни в какую не хотят соединяться. Приходится пару раз перекрестить концы и связать бантиком.

– И это вся охранка?

– Да, она. Теперь живо в дом!

Дождевики занимают привычные места на вбитых в стену крючьях. У Вячеслава с лица не сходит угрюмая озабоченность. Кивнув мне на стол, юноша берется за другой край, и вместе мы еле-еле сдвигаем эту махину в сторону.

Внизу под половичком-дорожкой, усыпанной крошками и рыбной чешуей, оказывается небольшой люк. Дверца сливается с полом, и я бы ни за что не нашел, если бы Вячеслав не потянул за неприметный рычажок. Четыре половицы беззвучно скользят в сторону, и перед нами открывается черный зев. За четырьмя ступеньками темнота…

– Давай лезь, и сиди тихо. Вертушки уже рядом, – Вячеслав кивает в темноту подпола.

– Какие… – мои слова прерывает долетевший издалека знакомый вой.

– Вот такие. Давай! – Вячеслав гостеприимно хлопает по плечу.

Я рыбкой ныряю в темноту, едва успев зацепиться на лету за ступеньку.

Уползай, малыш! Уползай!

В пятки ударяет ледяной пол. Я теряю равновесие, и ступени бросаются к многострадальной пятой точке. Под руку попадаются клубни картошки, рядом стеклянно звякает. Люк тихо встает на место, я остаюсь в полной темноте. Зато живой… пока.

Шуршит дорожка, обиженно грохает стол, и в сторону двери тянутся тяжёлые шаги. Вячеслав что-то урчит себе под нос, из подпола не разобрать слов. Или это не слова? Снова вспоминается рычащее: «Беги!»

Тишина как в космосе: доносится шорох от кроликов, слышится тонкое жужжание последних комаров, урчит голодный желудок. Но что там происходит наверху? Я ерзаю на болящем копчике и томлюсь в неизвестности, пока не слышу близкий вой, приглушенный стенами и землей.

Я невольно дергаюсь, под рукой хрустит и лопается банка. Кожу обжигает боль, и я зажимаю царапину другой ладонью. К руке прилипает что-то скользкое, слегка пахнущее уксусом.