Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 1 [litres самиздат]

– Но ты же говорила, что они погибли в автокатастрофе? – подо мной пошатывается табуретка.

– Я думала, что тебя минует участь охотников – проживешь человеческую жизнь, но судьба решила иначе. Твой отец был лучшим охотником. Давным-давно я забрала из детского дома двух мальчишек с зачатками бойцов, Александра и Владимира. Выучила их таинствам охоты, также буду обучать и тебя. На одной из охот Владимир познакомился с твоей матерью. Целью тогда являлся депутат Харьковской области. Кровавый счет у того изверга измерялся не десятками, но сотнями. На охоте убили Александра – охрана у депутата была подобна войску, но охотники всё же смогли уничтожить кровавого монстра.

– Отец познакомился с матерью на охоте?

– Да, её наметили в жертву оборотню. Охотники смогли пробраться вовнутрь и нашли Ольгу. Владимир ушел с девушкой, а Александр остался их прикрывать, да так и не выбрался из особняка. Позже Ольга и Владимир поженились. Много прошло охот, когда появился ты, – тетя часто моргает, словно в глаза попала соринка.

– Чудные вещи ты рассказываешь! Вроде жил и ничего не знал, а тут такие чудеса творятся, как же я раньше не замечал ничего сверхъестественного? – голова кружится от выплеснутой информации, табуретка начинает медленное вращение вокруг своей оси.

Пришлось встряхнуться, чтобы прийти в себя.

– Ты и дальше жил бы своей жизнью, но судьба выбрала тебя в очередные игроки. После последней, самой большой охоты, Владимир отошел от игры, да игра не отошла от него. На вашу семью началась охота. Ты и не вспомнишь долгие переезды с места на место, – тетя Маша промокает глаза расшитым полотенцем.

– Теть, мне постоянно попадался на пути следователь Голубев. Он что, тоже из этих, из перевертней? – нужно как-то отвлечь тетю от плохих воспоминаний.

– Не знаю, сейчас многие оборотни находятся у власти. Ведь когда у тебя власть – можешь творить что хочешь. Оборотни в этом году впервые так активизировались, причем перевертни нападают как на людей, так и на берендеев, – тетя ещё раз проходится по глазам краем полотенца.

– Жесть! А как же так происходит, что люди живут рядом и не видят очевидных вещей?

– А ты знаешь, как зовут соседа по общаге парой этажей ниже? Вот то-то и оно, люди предпочитают не замечать того, что не нужно. Или уговаривают себя, что показалось. Сейчас в мире большое количество войн, разрухи – самое поле для разгула оборотней. Человечество понемногу сдает позиции, и перевертни занимают всё больше места на Земле. В игре потихоньку наступает перелом, и мы ничего с этим не можем поделать. Наша община уменьшилась наполовину, кто-то уничтожает охотников одного за другим.

На полах красного халата яростно сжимаются сухонькие кулачки. Кожа на руках разгладилась, костяшки побелели, суставы выперли острыми краями. Тетя Маша, всегда такая добрая и понятливая, сейчас же раздражается с каждым словом. Нужно слегка успокоить.

– Теть Маш, а как же ты живешь, зная, что Иваныч с ребятами в любую секунду сорвутся и дел натворят? Может их как-нибудь обезоружить?

– Александр, а как ты живешь, зная, что кто-то держит руку на ядерной кнопке, и в любой момент способен уничтожить Землю? Пока не сорвались и никого не укусили – имеют право на существование. Стоит сойти с верного пути и вот тогда за ними начнется охота. Лишь несколько капель человеческой крови попадет им на язык и всё – они будут мечтать о человечине… Существует несколько дней, когда они перекидываются и не могут контролировать себя. В таких случаях спасает только охранка, по типу той, какую ты видел на моём заборе. Да и у Иваныча мог заметить. Не могут они через неё перейти…

– Поэтому они вокруг дома натягивают охранную веревку? Кстати, а что в мешочках? – через окно я посмотрел на красные кулечки, что постукивали о забор под ударами ветра.

С каждым морганием всё труднее поднимаются веки.

– Это я им натянула, – говорит тётя. – Малый Защитный круг. И они не в силах снять или порвать веревку. Даже на палке ножик привязывали, стреляли в нее. Не могут и все тут, валятся с ног в судорогах. Зверобой в тех мешочках – для оборотней хуже горькой редьки, да ещё медная заговорёнка в бечеву втравлена. Иваныч сам попросил замкнуть веревку, и ребят не выпускает раньше времени – пока не научатся контролировать себя. Соседка Григорьевна им помогает. Любопытная женщина, но о веревке мало спрашивает. Думает, что я колдунья и своих мужиков от сглазов охраняю.

– Как можно уничтожить оборотня? – я почти поднимаю руками веки, настолько тяжелы они и неповоротливы.

– Ладно, добрый молодец! Начнем обучение этому завтра. Сейчас же спать ложись. Утро вечера мудренее, – тетя поднимается из-за стола и показывает на небольшую комнатку за печкой.

– А что это за дом? И почему мы не в твоей квартире?

– Спать! Я не буду в третий раз повторять, за меня это сделает сковородка! – прикрикивает тетка в ответ.

Голова тяжелеет от дум, услышанное никак не хочет улечься и подвергнуться объяснению. С трудом мозаика собирается в общую картину. Но каких-то кусков упорно не хватает.

Кровать с шишечками в изголовье манит белизной белья, широкие подушки приглашают утонуть в пуховом облаке. С головой накрывает лоскутное одеяло, толстое и такое тёплое.

Я засыпаю, в голове тяжело проползают не успевшие угомониться мысли, но все завтра. Сквозь усиливающуюся дремоту слышится звяканье посуды, легкие теткины шаги. Тягучее блаженство разливается по телу, каждая клеточка млеет от удовольствия, мелькают цветные образы перед глазами.

И снова я в чьем-то теле…

– Митька, подлец! Где второй сапог? Запорю, мерзавец!

Приходит новый день. Залихватски-задорно звучит утреннее приветствие.

Снова приходит заставка с оборотнями? Слишком уж часто я их начал видеть…

Раскатистый бас не успевает утихнуть, как в дверь ухает тяжелый предмет. Хорошая табуретка, добротная – не сломалась. Добрый знак! Значит, не придется убирать щепки с пола.

Однако надо вставать, в покое всё равно не оставит. Не запорет, конечно, но в рыло сунуть может.

– Иду, иду, барин! Сейчас обустрою в лучшем виде!

Эх, как же не хочется покидать теплые полати, сквозь свежие опилки холодная земля лижет пятки. Окна, затянутые бычьим пузырем, рассеивают свет встающего солнца. Из-за сквозняка из щелей слегка покачиваются расшитые рушники по краям рамы. Я крещусь на иконы в углу – не зря же мы искали хозяев с православной верой.

Ух ты, да что же это за век такой? Глубокая старина?

Кряхтя, лезу под широкий дубовый стол, заодно заглядываю и под приколоченные к стене лавки. С плоской подушки на меня смотрят глаза встревоженного седоусого хозяина. Я прикладываю палец к губам и киваю успокаивающе, мол, спи, все в порядке. Шарю под ним, но сапога не нахожу, лишь лапти, кадушки да горшки.