Алексей Калинин - Война кланов. Охотник 1 [litres самиздат]

– Митька! Долго тебя ждать?! Точно запорю!!

От неожиданности я вздрагиваю и здорово прикладываюсь о столешницу. Со скатерки соскальзывает глиняная кружка и, совершив недолгий полет, с глухим стуком разбивается.

– На штейште, – одними губами выдыхает хозяин дома.

– Ага, на счастье. Вон оно, ужоть проснулось и бушует, – я ползу осматривать оставшуюся часть горницы. На голове точно шишка вырастет.

– Эй, уважаемый! Может, хоть вы меня услышите? Нет? И почему я не удивлен? Игровой персонаж вряд ли слышит игрока по ту сторону экрана…

Сапога нет ни под разукрашенной прялкой, ни под кухонным шестком печи, ни под полками с утварью. Даже в хайло печи заглядываю – чем черт не шутит?

Хозяин с хозяйкой не слезают со скамеек, тихо наблюдая за моими метаниями. Притаились ляхи, тоже страшатся моего начальника.

– Не ищи, Митька! Я уже нашел! И на какой ляд ты мне сдался, если я все сам делаю? А ну-ка подь сюды! – доносится из спаленки.

Фу-у-ух! Как камень с плеч – ещё раз крещусь на иконы. Спасибо, Николай-угодник. Хозяева улыбаются, глядя на мое посветлевшее лицо. Нда, сегодня обходится без ломания мебели. Но ещё не вечер.

– Иду, барин!

Под моим напором скрипит дверь в светелку и замирает, натыкаясь на преграду. Приходится навалиться плечом и отодвинуть в сторону упавший табурет. С шуршанием открывается картина легкого разврата.

В крохотной спаленке темно. На невысоком столике, вперемешку с нижним бельем и исписанными бумагами, валяется пустая бутыль и две небольшие чарки. С широкой постели, в свободной рубашке, зауженных штанах и одном сапоге, угрюмо смотрит гроза и гордость Прейсиш-Эйлау. По полку ходят легенды, как Давыдов один бросился на сотню французских улан, и, пока те гонялись за наглецом, на выручку подоспели русские гусары.

Да это же сам Давыдов! Вот это повезло! Неужели и он тоже оборотень? Или охотник?

Сейчас на постели посапывает очередная победа, из-под одеяла торчит заголенная ножка.

– Денис Васильевич, закрой срамоту-то! У меня жена осталась во Владимире, а подобное зрелище срамное ум на грех толкает, – прошу я и скромно отворачиваюсь к зашторенному окну.

– Эх, Митька! Экой же ты нежный стал. Всё, поворачивайся, укрыл, – нога и в самом деле исчезает под лоскутным одеялом. – Послушай-ка лучше, друг, какую элегию я накропал за ночь!

– Денис Васильич, жениться бы тебе. Глядишь, и отпадёт охота на стихоплетство. И по ночам не с очередной музой элегии бы выписывал, а богатырей плодил на радость отчизне. Забудь уж свою Аглаю, не терзай душу, – я помогал обертывать портянку.

– Молчи, дурак, и слушай! А про Аглаю ещё раз в таком тоне заикнешься – рыло начищу! – брови грозно сходятся в растрепанную сойку.

– Всё-всё-всё, дурак и слушаю! – спорить бесполезно, а в скулу ранее прилетало.

– Итак, назвал сие «Моя песня», – Давыдов встает в позу, и возвышенным басом зачитывает:

Я на чердак переселился:

Жить выше, кажется, нельзя!

С швейцаром, с кучером простился

И повара лишился я…..

Тут я задремываю и начинаю видеть свою владимирскую деревеньку в десяток дворов. Милую Анастасью Никифоровну, Петьку-несмышленыша. Думаю, что скоро французов победим, и я вернусь обратно. Что-то Давыдов тон повышает, никак заканчивает? Не пропустить бы феерию, а то и плюхой не отделаюсь.

Я кой-как день переживаю -

Богач роскошно год живет…

Чем кончится? И я встречаю,

Как миллионщик, новый год.

Стихи… и от самого автора, я заслушался.

Последнюю фразу почти выкрикивает, видать, накипело на душе. Спящее чудо ворочается под одеялом, но не рискует вылезать наружу.

– Ух, как здорово, Денис Васильич! Прямо с нас писано, ажинно дух захватывает! – я тихонько рукоплещу разгоряченному поэту.

Я рукоплещу вместе с тем, чьими глазами сейчас смотрю на Давыдова. Не фанат стихоплетства, но тут прямо душу вывернул…

– То-то, Митька! – румяные щеки алеют от похвалы, губы обнажают ряд белых зубов, – Вот говоришь, что «здорово», а сам щи готовить не хочешь!

– Денис Васильич, дык панночка у тебя на что? Пущай и сготовит. А ты сапог покуда надевай.

– Дурак ты, Митька! Она же муза, она же вдохновение! А что же такого я напишу, если от музы несет кислыми щами? – сапог блестит звездочками шпор и с трудом налезает на крепкую ногу. Давыдов молодцевато подкручивает усы. – Черт с ними, со щами! Тут, брат Митька, дошел слух, что появилось в Петербурге юное дарование. На раз выдает памфлеты и стихи, но, по его же признанию, равняется исключительно на мои творения. Как же фамилия? Военная такая. А! Вспомнил – Пушкин! Сашкой зовут, вроде как на арапчонка похож…

Стучат во входную дверь. Давыдов кладёт руку на эфес сабли. Я тоже изготавливаюсь к броску – военная жизнь заставляет всегда быть начеку.

Хозяин встречает посетителей и пропускает внутрь двух мужиков. В шапках, больше похожих на цветочные горшки, у входа останавливаются бородатые глыбины. Здоровенные ручищи – быка задушить могут, ножищами сгодятся дорогу для пушек трамбовать.

По комплекции похожи на милиционеров, что недавно забирали меня из общежития… а вот один из них… Тот, что слева… Он очень похож на бойца из видения про войну…

Мужики крестятся на красный угол и степенно обращаются к Давыдову:

– Здрав будь, пан.

– И вам здоровья, мужики! С чем пожаловали? Никак гусары обижают? – лохматые брови снова сходятся на переносице.

– Нет, чего-чего, а обиды не видим. За что спасибо и отдельный поклон, – мужики ещё раз кланяются.

– Чего же тогда? – Давыдов сохраняет нахмуренный вид, но губы озорно подергиваются.

– Дело у нас до твоего денщика. Отпусти на часок покалякать? Расскажет, что на фронте творится, – мужики пристально смотрят на меня, комкают в руках серые шапки.

– Если украл чего, так я и накажу! Если другая забота, то наперед спрашивайте с меня! – выпаливает Давыдов.

Я делаю самое невинное лицо. Перебираю в голове проступки: курица бесхозная носилась, а что бабенку у колодца пониже талии ущипнул, дык ей и самой понравилось. Вроде нет ничего такого, мордобойного.

Я только усмехнулся на его мысли. А мужик слева и вправду похож на бойца…

– Барин, упаси Господь. Мы узнали, что земляк он наш, из-под Владимира, вот и хотим новости услышать, что там да как! – мужички испуганно отшатываются от «разъяренного» Давыдова.

– А-а-а, вот откуда по-русски так шпарите. Опять я без щей останусь? – качает головой Денис Васильевич, потом усмехается. – Ступай, Митька, наговоришься – придешь обратно. Все одно сегодня никаких дел не ожидается.

Мужики кланяются барину и выходят в сенцы. Я накидываю обмундирование – авось удастся и настойки выцыганить у слушателей. Я уж расстараюсь ради такого дела. Наказываю хозяевам присматривать за Давыдовым. Не знаю, понимают али нет, но согласно кивают.