Вадим Калашов - Хольмганг [сборник litres]

Флоси сделал паузу. Девушка продолжала говорить.

– И ещё она ругает тебя словами, какие стыдно переводить.

Полководец Фома отнял руки от заплаканного лица и сказал:

– Не верь ей, скальд. Нечестивые служители лживого пророка не знают слова «правда».

– Она клянётся его именем. Именем пророка, в которого верит.

После этих слов Флоси отставной полководец вскочил с палубы. Воины отпустили девушку, и она, потратив все силы на рыдания, рухнула на колени. Гуннар Поединщик пополз к ней на одной руке. Старик с выпученными от ужаса глазами грыз пальцы.

– Не переживай, человек, подаривший нам Великий хольмганг, – попытался утешить его Флоси. – Может статься, твой бог не так суров, как ты считаешь.

– А ты? Ты бы на моём месте разве бы не плакал и не рвал волосы?..

Флоси удивился такому вопросу.

– Конечно же, нет. Великий Один не стал бы меня наказывать. Он накажет закрытыми вратами Валгаллы тех, кто не смог её защитить. Они – настоящие виновники, а не ты. Так бы я рассуждал на твоём месте.

Фома оставил обкусанные до крови пальцы в покое и обратил к Флоси горький взгляд.

– А Чёрные братья? Разве бы ты не переживал?

И снова вопрос удивил бродячего скальда.

– Разумеется, мне было бы горько от мысли, что истинные виновники сбежали от меня в морские пучины, но доброе вино быстро бы заглушило голос боли. А Чёрные братья?.. Марви был убит в честном бою, а Ваги Острослов если имел натуру нитинга, то рано или поздно всё равно бы её обнаружил. У этой саги хороший конец: Марви умер жестокой, но славной смертью, а его братья попали в легенду. Почему я должен переживать?

– Да, он прав, Фома Колисандр. Выпей вина и всё забудется. Это был славный хольмганг и никто из нас не понимает твоей печали. Выпей! В Стране Льдов у меня есть славные запасы вина, которому позавидовали бы асы, ваны и светлые альвы, – Гуннар постарался придать голосу вкрадчивый оттенок – он очень хотел, чтобы Фома оставил ему девушку.

– Да, старик. Гуннар Поединщик редко говорит вещи, к которым стоит прислушаться, но в этот раз я бы не стал отмахиваться от его слов. Они убиты в честном бою, выпей и забудь о своей ошибке, ничего страшного не произошло, – наконец подал голос Эрик Одержимый.

– Вот именно, даже я так не переживаю из-за своей руки! – с обидой сказал его племянник.

– Мы совершили грех, неугодный Мессии, но может быть, всё не так плохо? Это же был язычник, – сказал один из крещёных викингов странного драккара.

– Выпей, старик! Выпей и живи дальше как жил! Марви умер в честном бою, значит, Валгалла для тебя не закрыта! – стали кричать с соседних кораблей сочувствующие русы.

Их проницательный соплеменник молчал. Он уже сказал, что хотел.

Старик не двигался с места. Его глаза покинули слезы, но не покинула печаль. Его душу покинуло отчаяние, но взамен пришла пустота. Гребцы стали молча расходиться к вёслам. Корабли русов, поняв, что соплеменнику больше ничто не угрожает, подняли паруса.

– Олаф! Мы доиграем сегодня партию или нет?..

– нетерпеливо спросил юноша с обрубком вместо левой руки.

Олаф не стал задерживать племянника Эрика Одержимого. Сам Эрик опять лёг на палубу и продолжил смотреть в небо такими же безразличными глазами. Флоси вернулся к саге, а Гуннар Поединщик, забыв обо всех своих многочисленных ранах, гладил дочери шейха волосы и жарко шептал какие-то безумные слова на языке Империи. Человек, бывший когда-то его побратимом, отвернулся к морю.

Фома Колисандр наконец «ожил». Он не мог поверить, что викинги вернулись к тому, чем занимались ранее, словно ничего страшного только что не открылось. Даже те, кто родился в Империи, расстроились не так, как должны были расстроиться те, кто верит в Мессию. Когда подули холодные морские ветры, северная кровь победила в них воспитание стольного града.

Отставной полководец остался наедине со своей печалью.

– Глупцы. Слепые глупцы. Даже кровь матерей из народов Империи не смогла побороть эту северную глупость. Они сотворили страшный грех и не понимают этого. Но они язычники, даже те, кто принял крещение Мессии. А я?.. Меня ты должен был предупредить!.. Почему ты не предупредил, что я иду не той тропой? Почему ты меня не предупредил, о Мессия?..

Олаф-рус хотел было сказать, что имперский бог на глазах многих свидетелей не просто предупредил, а прокричал серебристым голосом одного викинга о том, что когда идёшь тропой мести, надо трижды проверить: та ли эта тропа? И только твоя вина, если ты слышал, но не внял предупреждению.

Но он опять промолчал. В нём понемногу закипала злоба на то, что старик выбросил его деньги за борт. Он боялся, что если даст волю гневу, это кончится плохо для всех. Тем более Фома и без мести ограбленного викинга страдал так, как не пожелаешь никому.

Олаф никогда не был в Империи, но знавал многих имперцев. Он уяснил для себя, что те викинги, которые презирают их Мессию, считая его слабым и мягкотелым богом, ошибаются. Мессия карает своих отступников так, как и не снилось Тору и Одину. Он помещает в их души змею, что пожирает человека, нарушившего его заветы, изнутри. Олаф был благодарен Одину, что тот не наградил его такой змеёй, хотя иногда колдовство, осложнявшее жизнь, вело себя похоже.

Молодой рус в перерывах между шахматными ходами смотрел на спину Фомы, вцепившегося в борт и шепчущего непонятные слова, и ему казалось, что он видит эту змею, терзающую отставного полководца. Он смотрел и с тревогой прислушивался к собственному сердцу. Почему-то колдовство, которым его прокляли с рождения, оживало в те же моменты, в какие просыпалась змея Мессии в душах его подданных.

Олафа часто занимала мысль: а одного ли его в северных фиордах прокляли таким странным заклятием? А один ли он с самого рождения несёт на своей душе колдовство, мешающее жить?..

Но Олаф не был глупцом, чтобы спрашивать о таких вещах.

– Ещё можно успеть!.. Мы не останемся в землях русов! Мы постараемся покинуть страну викингов до зимы!.. Раздать оставшиеся деньги храмам и монастырям! Помогать бедным и голодным, вдовам и сиротам!.. Покаяться во всём на исповеди!.. Надо успеть принести покаяние, я старый и могу не пережить зиму в стране викингов!.. Значит, нужно торопиться!.. – шёпот Фомы стал громче.

Олаф уже хотел сказать, что надежды отставного полководца тщетны, что они никак не успеют покинуть эти воды до зимы, но вперёд раскрыл рот Гуннар Поединщик.

Неизвестно, что ответила девушка бывалому хольмгангеру, но это причиняло ему бо льшую боль, чем сломанная ключица, перебитая голень, отрубленная нога, раненая ладонь и разрубленный лоб вместе взятые. Потому в его голосе сквозило раздражение:

– Ты надоел нам рыданиями хуже солёной рыбы в долгую зиму! Принимай кару от своего бога молча! Клянусь рукавицами Тора, я тебя не понимаю! Ты же знал, что Мессия запрещает любую месть – и виновному, и невиновному. Так почему ты, топор тебе на голову, пошёл этой тропой?! Если веришь в наших богов, то будь достойным воином, а опозоришь свою честь – не удивляйся, когда перед тобой захлопнуться врата Валгаллы! Если веришь в своего презренного Мессию, так поступай, как велит он, и не ищи виновных, заслужив его кару! Или не верь ни в кого, поступай как хочешь и, сдохнув, исчезни с концами! Каждому – своё!