Виктория Авеярд - Шторм войны [litres]

– Прямо сейчас у нас есть возможность, которой не будет больше никогда. Норта раздроблена и молит о воссоединении, – говорит она.

Фарли не такой хороший оратор, как Дэвидсон, но и не новичок. Алая гвардия назначила ее своим голосом несколько месяцев назад – и Фарли выбрали не без причины. В ней достаточно огня и веры, чтобы пробудить даже самые холодные сердца.

– Давайте восстановим Норту вместе и превратим в нечто новое.

Анабель заговаривает, опередив Кэла. Она почти шипит.

– В нечто похожее на вашу страну, премьер? И дайте-ка я угадаю – вы предлагаете свои услуги по созданию этого прекрасного нового государства? – добавляет она, метнув шпильку со смертоносной точностью. Заронив зерно подозрения. И оно западает в душу Кэла: я вижу, как в его глазах появляется тень. Но пустит ли оно корни?

– Возможно, вы даже предложите помощь в управлении?

Сдержанность Дэвидсона слегка колеблется. Он почти улыбается.

– У меня есть своя страна, которой я служу, ваше величество… пока мне позволено служить.

Воло наигранно смеется. У него это выходит еще хуже, чем у Мэйвена.

– Вы хотите, чтобы мы отказались от наших тронов, от всего, ради чего мы старались? Отреклись от происхождения, предали свои дома, своих отцов и дедов?

Анабель хмурится. И вполголоса бормочет:

– И бабушек.

Хоть мне и хочется вскочить, я остаюсь на месте. Не стоит выражать чувства столь явно.

– А ради чего старались мы, Воло? – спрашиваю я.

Он едва удостаивает меня взглядом. И от этого мой гнев лишь крепнет, становясь полезнее.

– Ради чего мы проливали кровь? Ради права вновь оказаться под пятой? Сидеть взаперти в трущобах, ждать призыва, вести жизнь, от которой мы бежали? Разве это правильно? Разве справедливо?

Я начинаю терять власть над собой и пытаюсь удержаться, хотя у меня красноречиво перехватывает горло. Сказать все это вслух, в лицо людям, которые выдумали жестокие законы или хотя бы не противились тому… происходящее производит на меня странный эффект. Такое ощущение, что я либо заплачу, либо взорвусь. Сама не знаю, в какую сторону качнутся весы. Мне хочется схватить Анабель за плечи – или Воло за горло – и заставить их понять, что они сделали и что хотят делать и впредь. Но что я могу сделать, если они держат глаза закрытыми? Или если, посмотрев, не увидят ничего плохого?

Король Самос глядит на меня с отвращением и насмешкой.

– Мир несправедлив по своей сути, девочка. Полагаю, каждый, кто рожден Красным, это знает, – произносит он. Эванжелина сидит рядом с ним спокойно и смотрит в пол, не открывая рта. – Вы не равны нам, как бы вы ни старались. Такова природа.

Кэл наконец нарушает молчание. Глаза у него пылают.

– Воло, молчите, – резко говорит он.

Ни титула, ни любезностей. Но Кэл ничего и не отрицает. Черта, по которой он идет, становится тоньше с каждой секундой.

– О чем конкретно вы просите, премьер? – спрашивает Кэл.

Он заставит нас выложить все до конца.

– Это не только моя просьба, – отвечает Дэвидсон, глядя на меня.

Кэл тоже смотрит на меня, не сводя своих бронзовых глаз с моего лица. И я почти невольно окидываю его взглядом, от рук до короны. Всё, что он есть.

Я не медлю. Я терпела слишком многое и слишком долго. После всего, что мы пережили, Кэлу не следует удивляться.

– Отрекись, – говорю я. – Или мы уйдем.

Его голос звучит ровно, без всяких эмоций. Без удивления.

Он это предвидел.

– Вы разрушите союз.

Дэвидсон коротко кивает.

– Свободная республика Монфор не заинтересована в создании очередной монархии.

Фарли с гордостью подхватывает:

– Алая гвардия тоже этого не потерпит.

Я ощущаю легкую вибрацию жара, которая исходит от Кэла. Плохой знак. Вздохнув, я перестаю надеяться, что он в конце концов образумится. На мгновение он бросает взгляд на меня. Я вижу, что ему больно, – и сама ощущаю боль. Легчайший укол, еле ощутимый по сравнению со всеми ранами, которые нанесли мне братья Калоры.

Кэл направляет закипающий гнев на Дэвидсона.

– Значит, вы оставляете нас на растерзание Озерным и Пьемонту. Тем, кто уж точно будет хуже меня? – спрашивает он с раздражением, почти запинаясь. Ясно, что он пытается спасти ситуацию и делает все возможное, чтобы удержать нас. – Вы сами сказали, что мы сейчас слабы. Легкая добыча. Без ваших армий…

– Без Красных армий, – холодно напоминает премьер. – Без новокровок.

– Это невозможно, – напрямик говорит Кэл. Он протягивает руки ладонями вверх. Они пусты. Ему нечего предложить. – Это просто невозможно. Только не сейчас. Может быть, со временем. Но Высокие Дома не покорятся, если не будет короля. Норта расколется. Перестанет существовать. Нельзя переменить всю форму правления, одновременно готовясь к неизбежному вторжению…

Фарли обрывает его.

– Ну так найди время.

Несмотря на свой рост, широкие плечи, корону, мундир и все атрибуты короля и воина, Кэл никогда еще так не напоминал ребенка. Он переводит взгляд с меня на бабушку и Воло. Те не спешат к нему на помощь – их лица одинаково угрюмы. Если он склонится к нам, они откажутся. И он потеряет Серебряных союзников.

За спиной у Кэла Джулиан незаметно склоняет голову. Он молчит и держит рот на замке.

Воло проводит смертоносной рукой по серебристой бороде. Его глаза сверкают.

– Серебряные лорды Норты не откажутся от своих природных прав.

Фарли вскакивает, быстрая как молния. И эффектно плюет Воло под ноги.

– Вот что я думаю о ваших природных правах.

К моему бесконечному удивлению, король Самос потрясен до потери речи. Он смотрит на нее, разинув рот. Впервые вижу, чтобы у Самоса не хватало слов.

– Крысы есть крысы, – ворчит Анабель.

Она похлопывает рукой по подлокотнику кресла – это неприкрытая угроза. Впрочем, Фарли так легко не напугаешь.

Кэл лишь повторяет то, что уже сказал, – еле слышно. Его загнали в угол.

– Это невозможно.

Медленно и решительно Дэвидсон поднимается, и я следую его примеру.

– В таком случае, нам жаль покидать вас в таком положении, – говорит он. – Честное слово. Я отношусь к вам как к другу.

Взгляд Кэла перебегает туда-сюда между Дэвидсоном и мной. В его глазах я вижу грусть – я и сама ее чувствую. Мы понимаем друг друга. Наш путь всегда был таким.

– Знаю, – отвечает Кэл, и его голос меняется, становясь звучнее. – И вам следовало бы знать, что я не люблю ультиматумы, даже дружеские.

Это предостережение.

И не только нам одним.

Мы уходим вместе – Красные, объединенные убеждениями и целью.

Красные мундиры и зеленые. Наша кожа окрашена одинаковыми оттенками розового и пунцового. Мы оставляем Серебряных, холодных и неподвижных, словно высеченных из камня. Статуи с живыми глазами и мертвыми сердцами.