Виктория Авеярд - Шторм войны [litres]

Ареццо держит его за руку.

Без Красных тронный зал кажется пустым и холодным. Анабель идиотка, если полагает, что мы сможем короновать Кэла завтра. Глупая, нетерпеливая женщина. Владыка Норты должен короноваться в столице – но понадобится как минимум несколько дней, чтобы стабилизировать положение в Причальной Гавани, прежде чем двинуться в Археон. Еще одна проблема – Высокие Дома, которые были верны Мэйвену. Они должны склонить колени, принести присягу Кэлу и присутствовать на коронации, если страна намерена воссоединиться.

Разумеется, я молчу об этом. Пусть сами сообразят. Король Тиберий вряд ли будет думать о браке, пока его положение нетвердо.

К сожалению, у Кэла есть Джулиан Джейкос, и лорд-певец сведущ в политике больше, чем кажется. Он убеждает Анабель и предлагает подождать с коронацией неделю. Кэл охотно принимает его советы.

Даже теперь он сутулится на троне, в изнеможении после боя и того, что было потом. В основном из-за того, что было. Он то и дело украдкой взглядывает на дверь, желая, чтобы Мэра вернулась. Но прошел уже почти час. Она и ее приятели наверняка давно скрылись. Теперь они на пути в далекие горы Монфора. Там Мэру ждет семья. Она будет рада вернуться к родным. Хотелось бы мне сделать то же самое, сбежать в Разломы.

«Или в Монфор», – шепчет внутренний голос. В моей памяти мелькают образы – премьер и его супруг, сидящие за ужином. Они держатся за руки, спокойные и уверенные. Им можно не врать. Я прикасаюсь пальцем к виску, пытаясь прогнать тупую боль в черепе. Сейчас все кажется нереальным.

Элейн нет в тронном зале, но она неподалеку. Она вытерпела путешествие с моими родителями и прибыла сегодня вечером. Мне не терпится поскорее закончить совет, хотя бы для того, чтобы урвать несколько часов наедине с ней. Не знаю, сколько еще времени у нас осталось.

– Я разошлю извещения, – говорит Джулиан, стоя рядом с Кэлом, и складывает руки на груди. Без Красных высокий помост в тронном зале кажется каким-то кривобоким. – Лорды и леди Высоких Домов прибудут в столицу через неделю, а вы будете ждать и охотно их примете. Затем состоится коронация.

В его голосе я не слышу особого восторга.

Кэл едва кивает. Он хочет скорее с этим покончить и не замечает бронзового взгляда Анабель, устремленного на Джулиана. Оба надеются завладеть вниманием короля, хотят стоять ближе всех к нему, как дети жаждут родительского внимания. Я бы сделала ставку на Анабель. Ей хватит смелости для придворных стычек. И мужества для того, чтобы уничтожить любого, кто попытается ослабить ее влияние на внука.

Я мысленно вздыхаю, заранее утомленная мыслью о жизни рядом с ним. Некогда королевская власть меня соблазняла. Предпочитаю думать, что изменилась благодаря Элейн, но я полюбила ее задолго до того, пускай и говорила себе, что она просто пешка, как Соня Айрел, Серебряная леди, которая выполняет мои приказы и прикрывает махинации. Наверное, война что-то сделала со мной. Вселила страх, которого я не испытывала раньше. Не за себя, а за Птолемуса и Элейн. За тех, кого я люблю больше всего. Чтобы защитить их, я убью кого угодно. И чем угодно пожертвую, чтобы они оставались рядом и в безопасности. Теперь я знаю, что такое корона – и что она не сравнится с ними.

Отец не разделяет моих чувств – и не позволит мне отказаться от моих обязанностей.

Я не делилась с ним подозрениями насчет последнего условия сделки, заключенной Анабель и Джулианом. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, королева Сенра и Айрис удовольствовались Салином Айрелом и отдали нам Мэйвена ради единственного акта мести.

«Ты знаешь, что это не так».

Они обе не дуры. Они не стали бы платить такую высокую цену за столь мелкую добычу.

«Потому что главная добыча – твой отец».

Я смотрю на него искоса. Он держится гордо и прямо в своем хромированном доспехе, отполированном до такого блеска, что я вижу в нем свое отражение. Я выгляжу испуганной, зрачки расширены, глаза подведены темным карандашом, чтобы скрыть синяки. Вчера я хорошо сражалась и сохранила жизнь себе и брату, в то время как погибло столько наших родичей. Отец ни словом не обмолвился об этом. Никак не проявил радости по поводу того, что его дети – его наследники – выжили. Воло Самос тверд как сталь, от которой мы ведем свое происхождение. Сплошь острые грани. Даже борода у него идеально подстрижена и доведена до математического совершенства. Я похожа на отца – лицом, характером и неутолимой жаждой. Он мечтает о власти – сколько сможет загрести. Я хочу свободы. Хочу сама определять свою судьбу.

Я желаю невозможного.

– Теперь, что касается королевской свадьбы… – начинает Анабель, но я больше не в силах это терпеть.

– Извините, – резко говорю я и выхожу, не удосуживаясь взглянуть на них по пути.

Выглядит так, как будто я сдаюсь. Но никто не останавливает меня, даже отец. Никто не говорит ни слова.

Я едва успеваю подняться по парадной лестнице, когда на пути у меня встает мама. Она шипит от гнева, как змея. Никогда не могла понять, каким образом столь миниатюрная женщина способна занять целый коридор.

– Привет, мама. Не волнуйся, все в порядке. На мне ни царапины, – буркаю я.

Она небрежно помахивает рукой. Как и отцу, ей все равно, что вчера я оказалась лицом к лицу со смертью, – ну или она не прочь увидеть меня мертвой.

– Послушай, Эванжелина, – сердито говорит она, упершись в бедра руками, которые так и блещут драгоценностями. Сегодня на ней светло-зеленое платье. Нос у мамы слегка подергивается, и я понимаю, что владею ее вниманием не на все сто. Отчасти она – в мыши, которая притаилась где-то в зале совета. – Ты способна карабкаться по стенам Форт-Патриот, но простое заседание – это для тебя слишком сложно?

Я вздрагиваю, стараясь не вспоминать о битве. С некоторым усилием я отгоняю это воспоминание.

– Не люблю тратить время зря, – с усмешкой говорю я.

Она закатывает глаза, как умеют делать только матери.

– Обсуждать собственную свадьбу?

– Это не обсуждение, – обрываю я. – У меня нет права голоса, так какая разница, где я? Кроме того, Толли мне все потом перескажет. Передаст отцовские приказы, – добавляю я, с отвращением выплевывая последнее слово.

Мама словно свивается кольцом, напряженная и опасная.

– Ты ведешь себя так, будто тебя наказали.

Я вздергиваю подбородок. И стальные нити платья напрягаются от моего гнева.

– А что, нет?

Такое ощущение, что я дала ей пощечину, оскорбила весь наш род.

– Я тебя не понимаю! – восклицает мама, воздев руки. – Ты же этого хочешь. Ради короны ты старалась всю жизнь.

Я смеюсь ее слепоте. Неважно, сколькими глазами глядит моя мать. Она никогда не сумеет посмотреть на вещи моими глазами. Мой смех хотя бы выбивает ее из колеи. Я разглядываю мамин венец, украшенный драгоценными камнями. Никто не скажет, что Ларенция Серпент плохо играет роль королевы. «Все ради этого».