Виктория Авеярд - Клетка короля [litres]

В последнее время жаркий, неутолимый гнев сменил холодную пустоту, к которой я уже привыкла. Но, когда я слушаю Мэйвена, холод возвращается. Он обволакивает меня, как яд, как зараза. Я не хочу слышать, что он еще скажет. Его объяснения и оправдания ничего не значат. Мэйвен по-прежнему остается – и останется – чудовищем. И все-таки я не могу не слушать. Потому что я тоже могла стать чудовищем, если бы мне повезло чуть меньше. Если бы кто-нибудь сломал меня так, как сломали его.

– Мой брат. Мой отец. Я знаю, что любил их когда-то. Я это помню. – он стискивает в кулаке нож для масла и разглядывает тупое лезвие, словно хочет обратить его против себя или против покойной матери. – Но не чувствую. Любви больше нет. Ни к кому. Почти ни к чему.

– Тогда зачем ты держишь меня здесь, если ничего не чувствуешь? Вынеси смертный приговор и поставь точку.

– Ей с трудом удавалось стереть… некоторые чувства, – признает Мэйвен, встречаясь со мной взглядом. – Она пыталась проделать это с отцом, заставить его забыть о любви к Кориане. Но стало только хуже. А еще, – бормочет он, – она всегда говорила, что разбитое сердце – полезная штука. Боль делает человека сильнее, а любовь слабее. И она была права. Я выяснил это раньше, чем познакомился с тобой.

Еще одно невысказанное имя повисает в воздухе.

– Томас.

Мальчик на фронте. Очередной Красный, погибший на бессмысленной войне. «Мой первый настоящий друг» – так сказал однажды Мэйвен. Теперь я понимаю масштаб этих слов. Все, что осталось несказанным. Он любил того мальчика так же, как, по его уверениям, любит меня.

– Томас, – эхом повторяет Мэйвен и сильнее стискивает нож. – Я чувствовал… – Он хмурится, и между глаз у него появляется глубокая складка. Вторую руку он подносит к виску и массирует его, пытаясь унять непонятную мне боль. – Ее там не было. Она никогда не видела Томаса. Она не знала. Он даже не был солдатом. Произошел несчастный случай.

– Ты сказал, что пытался спасти его. Но тебя удержали твои охранники.

– Случился взрыв в штаб-квартире фронта. В отчете написали, что это была диверсия Озерных.

Где-то тикают часы, отсчитывая минуты. Молчание тянется: Мэйвен решает, что сказать. В какой мере сбросить маску. Но маски уже нет. Он беззащитен – насколько это возможно в моем присутствии.

– Мы были одни. Я потерял контроль над собой.

Я мысленно рисую себе это, заполняя пробелы. Возможно, склад боеприпасов. Или просто газопровод. Тому и другому достаточно искры.

– Сгорел не я, а он.

– Мэйвен…

– Даже моя мать не смогла изгнать это воспоминание. Даже она не смогла заставить меня забыть, как я ее ни умолял. Я хотел, чтобы она стерла эту боль, и она много раз пыталась. Но становилось только хуже.

Я знаю, каким будет ответ, но все-таки…

– Пожалуйста, отпусти меня.

– Нет.

– Тогда и я умру. Как он.

Комната потрескивает от жара, так что по моей спине катится пот. Мэйвен встает так быстро, что толкает стул, и тот с грохотом валится на пол. Он бьет кулаком по столу, хватает скатерть и тянет ее вбок, сбрасывая тарелки, бокалы и отчеты. Бумаги на несколько секунд зависают в воздухе, прежде чем упасть на груду битого хрусталя и фарфора.

– Нет, – говорит Мэйвен, так тихо, что я едва слышу.

Он выходит из комнаты.

Появляются Арвены и хватают меня под руки, оттаскивая от бумаг.

Я с удивлением узнаю, что Мэйвен, который в норме педантично следует графику заседаний и собраний, до конца дня ничего не делал. Очевидно, наш разговор возымел куда более сильный эффект, чем я полагала. В его отсутствие я вынуждена сидеть у себя и утешаться книгами. Я заставляю себя читать, хотя бы для того, чтобы не вспоминать утренние события. Мэйвен – талантливый лжец, и я не верю ни единому слову. Даже если он говорил правду. Даже если он был плодом манипуляций собственной матери, шипастым цветком, который заставили расти в определенную сторону. Это ничего не меняет. Я не могу забыть всё, что он сделал со мной и многими другими. Когда мы впервые встретились, его боль привлекла меня. Мэйвен был нелюбимым сыном, растущим в тени. Я увидела в нем себя. Я всегда была второй после Гизы – яркой звездочки в мире моих родителей. Теперь я знаю, что он тогда притворялся. Мэйвен застал меня врасплох и загнал в ловушку. Теперь я в королевской клетке. Но и он тоже. На мне оковы из Молчаливого камня, а на нем корона.

Государство Норта было создано из маленьких королевств и княжеств. Постепенно его территория простерлась от владений Самосов в Разломах до города-государства Дельфи. Цезарь Калор, Серебряный владыка Археона и талантливый стратег, объединил раздробленную Норту перед лицом угрозы совместного вторжения со стороны Пьемонта и Озерного края. Провозгласив себя королем, он выдал свою дочь Джулиану за Гариона Саванну, старшего принца Пьемонта. Этот поступок положил начало долговременному союзу между Домом Калора и пьемонтскими принцами. Многочисленные отпрыски Калоров и пьемонтского правящего дома заключали браки в течение следующих веков. Под властью короля Цезаря в Норте наступила эпоха процветания, поэтому в нашем календаре первый год его правления обозначен как «новая эра» .

Лишь с третьей попытки мне удается одолеть этот абзац. Истории Джулиана гораздо интересней того, что мне приходилось учить в школе. Но я не могу сосредоточиться. Черные волосы, синие глаза. Слезы, которые Мэйвен стыдится показывать, даже мне. Очередной спектакль? И что делать, если так? А если нет? Мое сердце то разрывается, то каменеет. Я продолжаю читать, в попытке отогнать эти мысли.

Напротив, отношения между новообразованной Нортой и обширным Озерным краем ухудшились. После серии пограничных войн с Прерией во втором веке н. э. Озерный край потерял жизненно необходимые сельскохозяйственные угодья в регионе Миннован, а также контроль над Великой рекой (это событие известно как Утрата). Подати, которыми было обложено население после войны, а также угроза голода и восстания Красных стали причиной продвижения к границам Норты. На обеих сторонах начались стычки. Чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие, король Тиберий Третий из Норты и король Онекад Сигнет из Озерного края встретились для переговоров у Девичьих водопадов. Однако условия вскоре были нарушены, и в 200 г. н. э. королевства вступили в войну. Каждая сторона винила другую в разрыве дипломатических отношений.

Я невольно смеюсь. Ничто не меняется.

Конфликт, известный в Норте под названием Озерной войны, а в Озерном крае как Агрессия, продолжается во время написания этой книги. Общее количество погибших Серебряных определяется приблизительно в пятьсот тысяч (в основном потери приходятся на первые десять лет). Точные подсчеты погибших Красных солдат не ведутся, но можно говорить примерно о пятидесяти миллионах (и вдвое большем числе раненых). В отношении коренного Красного населения жертвы с обеих сторон пропорционально равны.