Геннадий Башунов - Не люди

– Это уж точно, – буркнул кто-то из рыбаков.

Дождь закончился, но тучи никуда не делись, замерев на небе, словно их гвоздями приколотили. Сквозь серую хмарь практически не проникали солнечные лучи, а в сгущавшихся сумерках и вовсе почти ничего не получалось рассмотреть. Какое-то время они решали, кому сторожить какую дорогу. В конце концов, каменщики остались на тропе, ведущей из города, а остальные направились к Серым полям. Уже наступила ночь, когда они расположились в полуразрушенной постройке неизвестного назначения, испокон веков стоящей у тропы, и съели скудный холодный ужин.

– Сторожим по двое, – приказал Эзмел и вызвался дежурить первым вместе с одним из своих людей.

Было ещё вполне тепло, чтобы ночевать на улице без костра, а среди развалин нашлось достаточно сухих уголков, чтобы шесть человек устроились в них спать. Хасл закутался в куртку и с воспоминаниями о Миреке провалился в сон.

***

Чёрная фигура, отдалённо напоминающая человеческую, скользнула между камнями. Нечто, пробирающееся по склону холма, казалось слишком высоким для человека и двигалось слишком быстро, у него была горбатая спина, с которой свисали кожистые крылья, и заметивший его человек решил, что это просто ночной кошмар. Сонный каменщик закрыл глаза, а открыв их снова, никого не увидел. Его товарищи спали в паре шагов слева, как ни в чём не бывало, кажется, им никакие кошмары не снились. Потому-то, снова всё как следует оглядев и больше никого не заметив, каменщик закрыл глаза и вжался в сухую щель между двумя валунами. Через секунду он уже спал.

Он не видел, как рядом со спящими «стражниками» появилось то самое уродливое чёрное существо. Оно безмолвно постояло какое-то время, играя длинным кривым ножом в правой руке, словно раздумывая, а после, убедившись, что никто ему не помешает, двинулось в сторону Серых полей.

Каменщики спали, и только один из них видел кошмары о чёрном существе, загнавшем его в руины Бергатта. Но, так как он очень устал, даже это не могло его разбудить.

***

– Просыпайся, твоя очередь, – прошептал Эзмел, тряся Хасла за плечо.

Молодой охотник не спал уже некоторое время, с того момента, как рыбак решил его разбудить, но лежал с закрытыми глазами, пытаясь хоть на какое-то время задержаться в той сладостной дрёме, в которой ему грезились Мирека без платья, лежащая в его кровати. Странно, но Хасл всегда просыпался в тот момент, когда что-то вот-вот могло помешать его сну, без разницы, будь то Микке, решивший сыграть с ним шутку, или птица, собирающаяся шумно взлететь. Об этой его особенности знал только отец. Вернее, благодаря отцу о ней не знал никто: когда Хасл рассказал ему о своей манере пробуждаться, он строго запретил говорить об этом кому бы то ни было.

– Большую часть времени ты среди друзей, – пояснил отец. – Но когда-нибудь может оказаться так, что рядом окажется враг, и, возможно, он решит подстроить тебе ловушку во сне или вообще попробует убить, ему будет невдомёк, что ты уже не спишь и готовишь ловушку ему.

Пока никто убить Хасла не пытался, но совета отца он никогда не забывал.

– Кого ещё будить? – шёпотом спросил охотник, зевая и протирая глаза.

Время, кажется, уже перевалило за полночь, значит, он спал часа четыре. Неплохо, но можно было бы ещё...

– Никого. Мне сегодня не спится. С возрастом после волнений засыпать становится всё сложнее.

– А.

Охотник и старик уселись у пустого дверного проёма приютившей их развалюхи.

– Кажется, что совсем не хочешь спать, а назавтра весь день мучаешься. – Эзмел какое-то время помолчал, а после горько усмехнулся. – Но, возможно, завтра нам придётся позвать Друга, и, если наступит моя очередь, спать мне больше никогда не придётся.

– Никто не знает, что бывает с теми, кого уводил Друг.

– Кроме того, что они никогда не возвращаются.

Теперь настала очередь горько усмехаться Хаслу.

– Наверное, поэтому мой отец плакал, валялся у него в ногах и просил пощадить.

Какое-то время Эзмел молчал, но после паузы всё же осторожно произнёс:

– Думаешь, лучше бы он взбесился, как Ульме?

– Ульме был трусом, всегда. Мой отец – нет. К тому же, Ульме даже не дождался прихода Учителя.

– Я видел людей, которые вели себя и похуже, когда Учитель призывал их. Один даже пытался напасть на него, но это было очень давно, двадцать три года назад.

– Не скажу, что это меня сильно успокоило.

– Тебя и не должно. Это был твой дед.

– Никому об этом не рассказывай, – мрачно сказал Хасл.

– Я и не рассказываю. Ни я, ни Хоркле, ни Викле. Друг, определённо, благо для людей, без него нас давным-давно пожрал бы Серый Зверь, или какое-нибудь древнее зло вырвалось из Бергатта, и кто знает, что ещё могло остаться в Шранкте. Но, на самом деле, никому не хочется уходить с Другом. Здесь слишком много дел – дети, внуки, работа, друзья… те, что ещё не успели уйти. Тебе проще, ты молод, те, кто покинул нас вместе с Другом, для тебя лишь полузнакомые старики.

Хасл не знал, что ответить, поэтому промолчал, так ему всегда советовал отец. Но ночь была слишком тихой и спокойной, а его снедало любопытство.

– Ты говорил, что отец с Викле поссорились из-за женщины.

– Зря я это сказал, – прямо ответил Эзмел. – Но раз уже проболтался об этом, а ты спрашиваешь, я должен всё рассказать до конца. Слушай, и думай, как бы не сделать так же плохо. Твой отец старше Викле на четыре года, но так уж вышло, что им нравилась одна девушка, а она ещё на год младше Викле. Варл уже тогда был умным и удачливым человеком, я, откровенно говоря, тогда разве в рот ему не смотрел, да и многие из молодых – тоже. Но когда дело доходило до Миреки, ему как будто мозги отшибало. Потому что сама она отвечала на ухаживания Викле, а от отца твоего не приняла ни одного подарка. Ему это очень сильно не нравилось, а Викле, которого как хуторянина и так никто не любил, ему не нравился ещё больше.

Хорошо это кончиться не могло. Оно и не кончилось. Не знаю точно, как было дело, знаю только итог. Твой дед, кстати, тоже Хасл, и родители девки сговорились выдать её замуж за Варла, чтобы та не ушла на хутор. На следующий день после третьего Йоля кто-то так отлупил Викле, что тот на сватанья не появился, а Варл насильно взял в жёны Миреку. Через четыре дня бедняжка повесилась. На отца твоего потом ещё года два страшно было смотреть, как он переживал… но случилось и ещё кое-что.

На следующий Йоль после свадьбы Викле и семья девки всё рассказали Другу, да ещё и выставили так, будто кругом виноваты только Варл и Хасл. Друг очень сильно разгневался, но сразу наказывать никого не стал, сказав только, что тот день, когда он заберёт их к себе, они запомнят надолго. Потому твой отец и боялся уходить с Другом.