Алексей Кондратенко - Катрина: Реквием ангела, исповедь демона

Его ответ губил все несмелые остатки от надежд. Она прижала руку ко рту. Непонятно что, непонятно каким образом, что-то отравляло ее. А Зан упивался этим.

— Ты чудовище, — задохнувшись собственным отчаяньем, сказала Лилия.

Взгляд Зана стал ещё холоднее. Он встал, остановился напротив жалко сжавшейся на диване девушки и посмотрел на Лилию сверху вниз.

— Во плоти, — исполненный высокомерием согласился лорд-маршал. — Радостно, что ты поняла.

Он удалился за столик, за которым сидели подданные Виктора, с интересом поглядывавшие в сторону Лилии.

Девушка осталась одна. Её надломленные болью красота и изящество были достойны человеческого сострадания. Ведь каждое её слово было криком души.

Она осторожно поднялась и шаткой походкой направилась к выходу из VIP зоны. Ей было нужно в уборную. Тошнота становилась всё сильнее. Сразу по коридору направо располагалась дамская комната. Здесь всё было устроено богато и со вкусом. На стенах выложен белый кафель с позолотой, зеркала в золотистых рамах в стиле барокко. Здесь было светло и пахло лавандой. Кабинки были пусты.

Когда дверь захлопнулась за Лилией, музыка, надрывавшая воздух в зале, почти стихла. Остался только легкий гул. Девушка закрыла входную дверь на замок и подошла к умывальнику. Руки её вцепились в отполированную гранитную столешницу.

Лилия повернула ручки крана и в умывальник полилась вода. Она подставила дрожащие ладони под теплую струю и умыла лицо. Вода смыла с её рук кровь. Глаза Лилии расширились в страхе. Она подняла голову. В отражении она увидела, что поверх помады на её губах засохла кровь.

Девушка тщательно смыла кровь с губ, чтобы ни грамма не осталось. А тошнота так и душила ее. Из зеркала смотрело её красивое, но вымученное и пугающе бледное лицо, которое Лилия с трудом узнавала. Дорогая косметика осталась невредимой. Ни слезы, ни вода не смыли тушь и тени. Прическа осталась почти прежней. Роскошные локоны лишь легли немного по-другому. Вот, всё что от неё осталось. Внутри же она чувствовала яд.

Девушка вгляделась в отражение и увидела, что кровь запачкала и её шею. Она намочила руку в воде и попыталась стереть кровь, но тут же отдернула руку, почувствовав сильную боль. Это была глубокая рваная рана, от которой по шее на плечо спускались два кровавых подтека. Лилия уставилась испуганными глазами в зеркало.

— Что же ты со мной сделал… — прошептало отражение, обращаясь в пустоту.

Внезапно в животе мучительно скрутил спазм. Тошнота с болью ударила в солнечном сплетении, заставив Лилию съежиться над умывальником и вырвать. Темно-красный поток, что она изрыгула, всплеснулся и заполнил всю раковину.

Кровь.

Снова удар, ноги подкосились, и Лилия беспомощно простонала, вновь извергнув поток чужой крови. Между тем, всякий раз, как её прокушенная шея напрягалась от спазма, рану обжигало всё сильнее. От вида того, что наполняло её желудок, Лилия пришла в ужас.

Она всё вспомнила.

Умывшись ещё несколько раз и приведя себя в порядок, девушка какое-то время застыло смотрела в сторону, потом расплакалась и упала на пол, прислонившись к кафельной стене.

Катрина захотела побыть в тишине и одиночестве. Очередная вылазка лордоков вызывала у неё безразличие. Она безучастно наблюдала веселье опьяненных людей, с равнодушием ловила мерцающие в темноте взгляды не-мертвых, присматривающих для себя смертных. Алкоголь людей не горячил её кровь, а безмерная власть вампиров над живыми не вызывала у неё упоения.

Окружающее бессмыслие напоминало ей её собственную жизнь. Давно испробованную. Чашу, давно опустевшую. А ей хотелось хоть ненадолго забыть всё и вырваться.

В Калининград её привело отцовское задание. Неожиданно изнурительное и сложное. На его протяжении она стремилась покончить с ним и вернуться к своей жизни. Но сегодня, вернувшись в привычную жизнь лордоков, она чувствовала, что нуждается в чем-то другом. Это не простая прихоть, не каприз. В этом желании крылась истинная потребность. И на сердце наемницы по-прежнему было неспокойно.

Она легко растолкала людей на танцполе и вышла в коридор, ведущий к служебному выходу. Из его темных закоулков слышались приглушенные стоны. За первым углом советник Виктора Норберт пил девушку со светлыми волосами и пухленькими губами. Норберт мельком взглянул на Катрину, не отрываясь от шеи девушки, и вновь закрыл глаза.

Катрине не было до них никакого дела.

Она вышла на улицу, в ночной переулок под мерцающий фонарь, выхватывавший из промозглой темноты небольшой круг света. Погода стояла холодная, моросил дождь, но наемнице это не мешало. Она закрыла глаза и вдохнула свежий воздух.

Долгожданная тишина и уединение заполнили её. Всё, чего Катрина сейчас хотела — оторваться от этого мира, живых и не-мертвых. Хотя бы на время, потому что она знала, вернуться придется. Как обычно.

В своем сердце она слышала печальную мелодию. Катрине вспомнилась древняя песнь Dóre, что в переводе с языка лордоков означало «сердце». В песне рассказывалось об обращенной, оплакивающей свое сердце, потерявшее жизнь. Во времена, когда песнь появилась, кровь первых лордоков ещё была способна обращать людей в себе подобных. Деградация наследия Лордока произошла намного позже, в следующих поколениях вампиров.

Впервые Катрина услышала песнь Dore в детстве, задолго до того, как стала наёмницей. Её мать пела ей перед сном. В то время, как Зан готовил маленькую дочь стать стражем, воином, орудием, стоящим в авангарде интересов лордоков, мать старалась сохранить в ней ребенка. Тогда всё время Катрины занимали уроки, чтение книг, охота и бесчисленные тренировки. Но мать стремилась защитить в Катрине живую личность. Мать единственная, кто вселяла в неё надежду на право выбора. Пока она была рядом, она не позволяла Зану заставить дочь отречься от себя самой. В сравнении с бесчисленным количеством ночей, что прожила Катрина, пора та продлилась недолго. И Катрина стала орудием, воином, наемницей. А мать Катрины исчезла.

Её звали Аннабель.

Однажды, когда Катрина была ещё очень юна, а на Балканах ещё властвовала Османская империя, она проснулась от разбудивших её громких голосов. Дом надрывала ссора родителей, обвиняющих в чем-то друг друга. Они кричали. Потом что-то упало и разбилось. И всё смолкло. Тишина напугала Катрину. Не случилось ли чего дурного?

Позже из сада послышался спешный стук копыт. Наездник умчался на лошади. Впоследствии Катрина пожалела, что не вышла из своих покоев в ту ночь. Теперь она навсегда осталась в неведении — кто ускакал из поместья Роз’нблэйд. Был ли это её отец, или мать? Был ли всадник один, или на лошади с ним был кто-то еще?