Алексей Кондратенко - Катрина: Реквием ангела, исповедь демона

На следующий день, когда юная Катрина спросила слуг, ей сообщили, что её отец дома. Никто не знал, где её мать. О вчерашнем инциденте никто не говорил. Непривычно угрюмый Зан (таким Катрина видела его в первый и последний раз) объяснил тогда, что Аннабель уехала по делам и должна скоро вернуться. Катрина сразу почувствовала ложь. Прошла неделя, месяц, десять лет… Столетие сменилось новым столетием, но с того дня свою любимую мать наемница больше никогда не видела. Надежда увидеть её давно умерла.

Щемящее чувство пустоты, оставленное в сердце Катрины пропажей матери, Зан лишь усугублял своим присутствием.

Ныне она — маршал клана стражей, стоящий на вершине иерархии, где есть только она и Зан. Подданные откликались ей подчинением, а она искала в них понимание. Даже Джаред был долек от этого, хотя сам стремился быть союзником Катрины. Не слишком успешно. Преданность Зану мешала ему. Пожалуй, по-своему Виктор Ворман её понимал. Но в диком обществе лордоков, она не могла полностью довериться главе другого клана. У неё имелись тайны, способные вызвать порицание у лордов-маршалов, чтущих жестокие законы Тентела. А самое главное, её не понимал и не желал понять её отец.

Здесь, на сырой улице, где ветер дул и легонько трепал волосы, Катрина находила защищенность от его извечно желтых глаз. В застывшем мгновении между прошлым и вечностью. Стылый воздух пах мхом. Мокрые кирпичные стены зданий блестели отсветами фар проезжающих машин.

Этот мокнущий под дождем переулок напомнил Катрине квартиру Марка Меерсона, растворив в себе её грусть и явив взамен теплые воспоминания о чем-то человеческом. Потеря невесты разбила Марка, но сделала сильнее. И даже после всех ужасов, которыми судьба вознамерилась разрушить его жизнь, этот редакционный фотограф оставался наивен и хватался за веру в лучшее в этом мире.

С тех самых пор, как они расстались в лесу, Катрина часто думала о Марке. Губы Катрины тронула легкая улыбка. Сквозь горечь потери, страх и сомнения Марк следовал за Катриной, желая хоть немного побыть одним мгновением её вечности. Если бы Катрина задержалась в его жизни чуточку дольше, этот фотограф забыл бы свою прошлую жизнь ради неё.

Время, проведенное с ним, нравилось Катрине. Но всё закончилось, и в который раз настоящее стало безвозвратным прошлым.

Катрина догадывалась, какие планы на счет Марка Меерсона таит её отец. Вопреки его воле, она сдержит свое слово и никогда не побеспокоит Марка. Никогда не причинит ему вреда. Как и обещала.

Наемница с разочарованием закрыла глаза. Она отчетливо захотела вновь увидеть Марка. Взглянуть хотя бы издалека. В его глазах Катрина ловила саму жизнь. Это не могло не привлечь наемницу. Жизнь…

А Марк увидел в Катрине то, чем, возможно, она никогда не была. И образ этот поманил наемницу, как Солнце — Икара. Марк был тем, кто по ошибке увидел ангела в демоне.

Гулко прогремел гром. Катрина подняла глаза и посмотрела в небо. Быстро плывущие над крышами бурые тучи буквально рвались и срастались в новые причудливые громады. Ещё никогда этот город не казался таким родственным для неё.

Она вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть, но позволила приблизиться к себе. На плечо Катрины мягко легла рука.

— Тебя что-то тревожит? — спросил Виктор.

Наемница повернулась к нему.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты? — дружелюбно улыбнулся лорд-маршал.

— Думаю, — отворачиваясь, сказала она.

— Ты весь вечер была молчаливее обычного. Всё хорошо?

— Да. Не беспокойся.

Виктор пристально вгляделся в темноту переулка, куда смотрела Катрина, словно ища причину, почему наемница стоит здесь одна. Но присутствия кого-то ещё он не почувствовал.

— Возвратимся? — предложил калининградский лорд-маршал.

— Виктор…

— Да?

— Зан просил тебя убить Марка Меерсона после того, как я уеду?

Виктор сразу не ответил, молча глядя наемнице в спину. Застигнутый врасплох её проницательностью. Катрина повернулась к нему и внимательно посмотрела в его глаза. Сейчас здесь стояли не друзья. Она спрашивала его, как страж триумвирата — судью трибунала. И это был тест. Всякая ложь Виктора, которую он допустил бы по отношению к Катрине, была бы очевидна и оскорбительна для наемницы.

— А как ты думаешь? — наконец произнес Виктор.

— Виктор, веди себя подобающе, — предостерегла Катрина. — Ты рискуешь обидеть стража и к тому же, своего хорошего друга. Вопрос простой и вполне конкретный.

— Ну что ты, дорогая Катрина, я вовсе не желаю тебя обидеть. Даже более того, я готов скрыть от собственных дочерей то, что раскрою тебе. Между нами всегда будут тайны от остальных. Я буду хранить твои, ты — мои. В облаках, где нас скроют лунные лучи. Не желаю, чтобы между нашей дружбой стоял Зан. Он слишком строг к тебе. Я уважаю его, и то, что я скажу, не является свидетельством моего отношения к нему. Это свидетельство моего отношения к тебе. И потому я отвечу на твой вопрос.

Столь витиеватое и церемониальное вступление было характерно для судей трибунала.

— Разумеется, Мучитель Паннонский[1] не терпит, чтобы оставались свидетели. Марк Меерсон работает в журнале. То, что он знает о нас, представляет угрозу огласки по мнению Зана. И да, твой отец не желает расстраивать тебя. Он придумал, как всё устроить крайне аккуратно и безболезненно для всех. Пока ты здесь, с Марком ничего не случится.

— Так и будет, — твердо сказала Катрина.

— Да, Зан это понимает. Но, завтра вы уезжаете в Сербию, и с этого момента Зан действительно вверил жизнь фотографа в мои руки.

— И что же ты собираешься делать с вверенной тебе жизнью фотографа? — коварно поинтересовалась наемница.

В её голосе Виктор расслышал угрозу. Он не знал, как ей ответить. Он ведь и сам пока не решил, что делать в столь щекотливой ситуации. Дружба с Катриной и Заном одновременно никогда не была простой ношей. Наемницей он дорожил, а Зана боялся.

Глядя на Виктора, Катрина всё поняла без слов.

Лицо Виктора омрачила тень озабоченности.

— Я не могу разочаровать ни твое доверие, ни ожидания твоего отца, — сообщил он с оттенком извинения. — Полагаю, чтобы ситуация разрешилась в одну или другую сторону, нужны внешние обстоятельства, которых пока не имеется.

Несомненно, Виктор Ворман среди чинов лордов-маршалов не отличался особой решительностью. Случай служил ему попутным ветром. Будучи судьей Трибунала он обладал лишь красноречием и ловкостью в интригах. Одну из которых сплетал прямо сейчас, пытаясь устоять на двух расходящихся лодках.

На красивые жесты он был охоч. Не отказывал и в поддержке, когда сторону выбирать не приходилось. А оказавшись на распутье, предпочитал отдать инициативу.