Алексей Кондратенко - Катрина: Реквием ангела, исповедь демона

Ранним утром, около 5 часов, когда ясное звездное небо ещё не напоминало о заре, мы с Катриной забрали свои вещи из гардероба и без трудностей покинули театр.

Катрина довезла меня до дома и пообещала вернуться после заката. Закрываясь от ноябрьского ветра, я зашагал к подъезду. А её Форд Мустанг 1967 года не трогался с места, пока я не скрылся за дверью.

[1] Падший Принц на других языках по порядку: греч. ивр. лат.

[2] Поискам «Число начала» — посвящен первый роман, «Катрина: число Начала».

Если есть что-либо более страшное, чем плоть, погибающая от недостатка хлеба, так это душа, умирающая от жажды света.

Виктор Гюго

«Отверженные»

Стоял холодный день. Я держал ручку над пустыми страницами, не зная, с чего начать.

Очевидно, лордоки приложили немало усилий, чтобы стереть всякое упоминание о себе. И однажды люди стали считать невероятный факт мифом. Пришел век рационализма. Технологии затмили древние истины. Угроза, о которой все мы должны были помнить, скрылась в тени цивилизации. Как никогда более опасная.

Едва ли мой дневник сможет кому-то помочь. Ни одному его слову не поверят.

Человек слеп и окружен иллюзией, которой спасается от прозрения. Я думаю об этом с сожалением. Потому что иллюзии хрупки. Наступает день откровений, когда вечность говорит, и всё мирское рушится. И горе тому, кто не отринул ложь нынешнего мира людей.

Свидетельство о существовании лордоков уже не являлось главной задачей моего дневника. Теперь я знал об их целях. Это намного важнее.

Отбросив мистицизм их верований и пророчеств, я осознавал ужасающий размах их планов. В отличие от обращенных, кланам лордоков нужно нечто большее, чем утолять голод. Действуя в тени, они веками готовятся построить собственный миропорядок и уничтожить наш. Их возможности со столь жадными амбициями однажды могут стать стихией, что сотрет всё.

Люди не готовы к такой угрозе. А орден, противостоящий лордокам во имя живых, давно разгромлен.

Фонарники… Сколько их? Где они сейчас?

На протяжении двадцати восьми лет я видел жизнь, стремящуюся вокруг меня, и думал, что приобрел достаточный опыт, чтобы судить о мире. Как и остальные. Но мы ничего не знаем о мире. Чем больше Катрина открывает мне, тем значительнее мне видится пропасть между известной историей человечества и реальным фактом. Вблизи Катрины я становился мальчишкой. Все, что я знал до этого, было так далеко от тайн, ведомых наемнице.

Я записал в дневник всё, что узнал от Катрины в театре, и отложил ручку. Есть ещё кое-что, что не давало мне покоя.

Я должен проверить. Убедиться.

Накинув куртку, я вышел в подъезд и поднялся на крышу. Когда краем мысли ты помнишь, что где-то у тебя над головой брошен труп, это не дает тебе покоя.

Пусть прежде у меня не было возможности увидеть, что происходит с телами вампиров через время после гибели, на крышу меня привело отнюдь не любопытство. Тревога.

Мы оставили тело девушки с серебристыми волосами на волю солнечным лучам. Любой, кто мог подняться сюда, сразу же увидел бы её, будь она человеком. Я опасался, что и не только в этом случае.

Поверить в то, что я увидел в следующее мгновение, выйдя из чердака, оказалось не просто. Но мне стало легче. По крайней мере, её не примут за труп и не вызовут полицию.

Редкие лоскуты черного пепла примерзли к крыше. Бо́льшую часть, видимо, сдуло. На битумном настиле сохранилась вытянутая подпалина длинной с рост девушки с серебристыми волосами. Узнать в этих уликах останки человеческой фигуры было невозможно.

Солнце выжгло её насквозь и стерло из этого мира. А ветер развеял остатки. Будто сама природа противилась существованию вампиров.

Домой я спускался с легким сердцем. Я помнил то выражение покоя, которое даровала обращенной смерть.

Выпал первый снег. Его белый морозный блеск накрыл выстуженные тротуары, дороги и дворы. Лед сковал вереницы грязных луж и скрыл следы невзрачной слякотной поры.

Ноябрь близился к концу.

Слышал по радио в магазине, что в Польше уже некоторое время царит зима. Похоже, она пришла и к нам.

Днем я отправился в текстильный магазин в центре за плотными темными шторами. Мне хотелось, чтобы Катрина не уходила больше к наступлению рассвета. Я готов для этого жить в полумраке.

Когда я просыпался и видел, что её рядом нет, мне становилось не по себе. В такие минуты я задумывался о том, что когда-нибудь, наверное, наступит утро, когда следующей ночью наемница не вернется.

Я нашел подходящие шторы. Шоколадного цвета, атласные снаружи, на плотной матовой подкладе. Они в достаточной мере не пропускали свет. Именно такие мне были нужны.

Мне хотелось сделать Катрине приятный сюрприз. Устроить ужин при свечах. Поэтому я заглянул ещё в пару магазинов, чтобы всё организовать.

По Ленинскому проспекту и пересекающему его Московскому оживленным потоком мчались машины. С покупками в руках и в приподнятом настроении я остановился на пешеходном переходе. На перекрестке столпились прохожие, ожидавшие сигнал светофора.

Из пестрой гущи людей на той стороне дороги меня пристально ощупывал вязкий взгляд. Столь настойчивый, что я почувствовал его сразу же. С отвращением и желанием избавиться от него.

Мои глаза сами нашли его.

Там, в толпе. Заслоненный клубами выхлопного пара проезжающих автомобилей. Среди румяных на морозце лиц белело бездвижное лицо существа, чье дыхание не было заметно даже на морозе.

В городской суете он застыл подобно мертвецу. И пока всё вокруг шумело и сливалось в городском потоке, его глаза остро впивались прямо в мои. Это был вампир, которого я видел раньше.

Не обращенный. Подданый клана Катрины. Джаред.

Здесь, при свете дня!

Он взирал на меня так же пристально, как Катрина смотрела на молодого человека в театре. С голодом. И угрозой. Он был в ярости.

Мои внутренности будто сомкнула железная рука. Что ему нужно от меня? Как он выбрался в дневной свет?

Зажегся зеленый сигнал светофора для пешеходов. Все вокруг меня двинулись вперед. А я остался стоять, не желая сокращать дистанцию между нами. Неужели люди не замечают его? Разве не видят, что он не такой как они?

Джаред выжидал, пересеку ли я улицу. Хищная поза застыла словно перед нападением. Я хорошо рассмотрел его. Глаза Джареда отличались от лордоков и обращенных. У Катрины и вампиров роговица в черной кайме желтела, раскаляясь, почти светясь; а зрачок давал заметный отблеск. У Джареда белков глаз не было вовсе. Его ржавая роговица с прожилками и черными точками зрачков занимала всю прорезь глаз. Немыслимо!

Мышцы под его кожей напряглись, на лице проступал оскал. Он поднял руку и указал на меня. Прохожие шли мимо. Они не видели его.