Алексей Кондратенко - Число начала

Она произнесла это так, что я почувствовал, что знает она об этом много больше, чем готова рассказать.

После своих слов она вернулась в эту комнату, и все же что-то прежнее, отрешенное в ее взгляде осталось.

Катрина медленно кивнула в знак того, что мое беспокойство не осталось неуслышанным:

— Я держу свое слово, поэтому ступай покойно и помни, этой ночью я буду стеречь твой сон. Спи крепко, потому что завтра такой возможности у тебя может не быть.

Последние слова надолго застыли среди стен этой квартиры, разбив слабый свет начавших оживать и зарождаться надежд. Я немо кивнул и ушел в спальню.

Старый «Nikon» лежал на полу прямо перед входом, сумка, в которой я принес с собой вещи из квартиры Марины, была вывернута наизнанку. Ее содержимое разбросанно по комнате. Я собрал все и положил обратно в сумку. Фотоаппарат к счастью оказался цел, но пленки к нему они забрали, как и пулю. И они вновь ошиблись. Пленки новые и совершенно пусты.

Снял с себя рубашку и майку и развесил сушиться на батарее. Переворошенную после обыска постель расправил. Повезло, что подушки не вспороты.

Мое напряженное тело еще долго не позволяло расслабиться и заснуть. Физическая и моральная усталость слились вместе. В голову лезли беспокойные мысли, которые тут же путались и растворялись в сонме других. Прежде начавшая стихать боль в плече сейчас отчетливо гудела в унисон с болью от других травм, а тяжесть усталости уже сковала конечности, не давая шевельнуть даже пальцами.

Кровать начала таять подо мной, и перед глазами показались неясные блики — обрывки подступающих сновидений. Но сквозь сон я услышал, как тихо скрипнула дверь в комнату, и от этого проснулся. Глаза не открыл, не желая увидеть что-то, что подтвердило бы наяву тот образ, который за мгновение нарисовало мое подсознание. Я не мог в мыслях отчетливо увидеть его, но точно знал: этот образ принадлежит Катрине. Это тот ее лик, что скрыт от человеческих глаз и ведом лишь ей и дьяволу.

Между тем Катрина сделала несколько шагов в сторону кровати, на которой с закрытыми глазами лежал я и ждал, когда она откроет мне то, за чем пришла.

Звуки стихли. Движение в комнате застыло. Катрина не шевелилась, и на долгое мгновение мне показалось даже, что в спальне никого нет. И вдруг я почувствовал холод вблизи своего лица. Дурманящую прохладу, которая всегда окружает ее .

Но что это? Ее лицо или рука? Меня захватил интерес, но я не смел открыть глаз.

Пальчиком она убрала с моего лица прядь моих волос. Такое приятное и одновременно ужасающе прикосновение. Легкое и прохладное, словное прикосновение мертвеца. Кожа на спине покрылась мурашками.

Наверное, Катрина сидела на полу у кровати и сейчас сложила руки на постели и положила на них голову, чтобы рассмотреть мое лицо. Я мог об этом лишь догадываться по натяжению простыни. А жаль. Потому что мне бы хотелось увидеть ее лицо совсем рядом со своим. Особенно, если она собирается меня убить. Но надеюсь, она не солгала. Страх и надежда лишь на нее одну переплелись. Катрина сделала меня своим пленником, но без нее я бы не протянул так долго. Боже помоги!

Прохлада, веющая от Катрины, окутывала меня все с большей силой. Окутывала меня целиком. Прежде я еще не чувствовал ничего подобного. Температура в помещении ощутимо падала, словно оно наполнилось призраками. Мое смирение пошатнулось, и я всерьез подумал, а вдруг и правда она пришла меня убить. И все же присутствие Катрины не вселяло паники. Наоборот. Я чувствовал спокойствие забвения, туманной дымкой забирающее меня под ее черное крыло.

Неожиданно, сквозь холодное марево забвения я услышал ее тихий мягкий шепот:

— Бедный мальчик. Думаешь, что совсем одинок в своих бедах…

Ее голос прозвучал скорбно, словно одинокая мелодия виолончели в зимнем лесу. Сначала я даже не поверил что это Катрина. Столько сочувствия и боли делали ее голос незнакомым, новым, проникновенным.

Все разом стало сложнее.

Поверить, что у чудовищ, о которых рассказывает фольклор, может быть столько эмоций на устах, было невозможно. Мне захотелось открыть глаза и увидеть выражение лица, с каким она произнесла только что погасшие слова. Но я не стал этого делать. Теперь мне стало неудобно за то, что я слышал нечто, предназначавшееся скорее самой Катрине, чем мне. Воздух вновь наполнился ее голосом, еще более тихим и грустным шепотом:

— Если бы ты знал, что есть истинное одиночество…

Она замолчала, поднялась на ноги и беззвучно вышла. А вместе с ней и загадочная прохлада, и едва уловимый аромат ее духов, и на мгновение мне показалось, что с ее уходом я действительно стал одинок.

Из вещества такого ж, как и сон, мы созданы, и жизнь на сон похожа, и наша жизнь лишь сном окружена.

Уильям Шекспир

«Буря»

Теперь сон окончательно меня покинул.

Упершись взглядом в окно, я лежал и думал о произошедшем и Катрине.

В черном небе за окном изредка сверкала молния — уже не над городом, непогода проходила. В комнате стоял редкий звук капельной дроби о стекло и подоконник, и, несмотря на поток шумных мыслей, через некоторое время я вновь почувствовал приближение сна. В памяти вновь и вновь прокручивалось одно и то же ощущение. Чувство холода, которое овладело мной, когда рядом сидела Катрина. Я вспоминал это совершенно непроизвольно. И так постепенно перед глазами замерцали разные бессмысленные картинки.

— Марк…

Шепот шел откуда-то издалека. Эхом отдающийся по всему подъезду женский шепот. Марина. Она звала меня куда-то.

— Марк…

Вокруг обступили стены пустого обветшавшего подъезда жилого дома, и шепот шел откуда-то с верхних этажей. Я побежал вверх по лестнице. Мне предстояло преодолеть множество ступеней. Казалось, этот дом бесконечно высок, но внезапно я наткнулся на дверь, ведущую наружу. Когда я приблизился к двери, я снова услышал шепот, Марина продолжала меня звать. Теперь ее голос звучал громче и отчетливее. Но когда открыл дверь, Марины за ней не оказалось. Я вышел на огромную окутанную ночным туманом крышу высоченного дома, который больше походил на скалу, где со всех сторон низвергался обрыв.

— Марк. Я здесь. Я пришла, — призрачно лился по воздуху ее голос, звучащий словно отовсюду. — Марк, милый…

Я выискивал, смотрел по сторонам, метался по огромной крыше в надежде, что мне удастся отыскать Марину. Но тщетно.

Лишь потерял ориентиры в этом тумане и заблудился. Куда бы я ни пошел, повсюду вскоре начинался крутой обрыв. Пропасть, дна которой не видно из-за густо клубящегося серебристого тумана. Сквозь него пробивался лишь неуловимый иллюзорный свет, льющийся снизу.