Алексей Кондратенко - Число начала

Мне стало так жаль Марину, что глаза налились горячими слезами. Но я удержался. Совсем недавно в момент душевной слабости я подумал, что готов умереть, чтобы увидеть Марину вновь.

Я лицемерно ошибался.

Сейчас, только что, когда Катрина подняла меня в воздух за плечо и сказала, что может убить меня в наказание за то, что я ослушался, я мысленно умолял Господа, чтобы Он спас меня. Я говорил Ему, что больше не хочу смерти, просил простить меня. Означает ли это, что я любил Марину не так сильно, как думал? Эта мысль для меня оказалась больнее, чем стальная хватка Катрины. Я не настолько люблю Марину, чтобы умереть и увидеть ее снова. Слишком страшна пропасть, которую всем когда-то придется преодолеть.

Я протер лицо руками. И вдруг разозлился.

Тим сказал им! Катрина права.

Меня захлестнул столь едкий гнев. Неужели Тим меня сдал? Мы ведь лучшие друзья. Должно быть другое объяснение. Может быть, у него не было другого выхода. Возможно, ему угрожали или пытали, как это пытались сделать Ленский и Стромнилов со мной. Это вполне вероятно. В это легче поверить, чем в предательство друга.

А возможно, просто отвалили денег. Эти парни достаточно умны, чтобы прежде, чем привлекать к себе внимание, сначала пробовать решить вопросы сделкой, как это было с Юрием и мной, когда Ленский предложил мне большие деньги за информацию, которой как они считали, я обладаю. Тогда Тим просто продал меня им, как собирался это сделать с Катриной отвратительный лицемер Юрий.

О, как велика сила злости! Меня накрыла волна ледяного спокойствия и злобы.

Я перестал сокрушаться по поводу всех этих неприятностей так же неожиданно, как начал. Осталась только злость и спокойствие. А спутанные мысли вдруг встали по порядку и свое положение я увидел в простой и ясной перспективе. После всего случившегося сегодня я исчерпал способность на лишние нервные затраты. Все сделалось простым в своей сложности. Стало наплевать на нашу дружбу, если Тим так поступил. У меня ничего не осталось кроме моей собственной жизни. А Тим со своей пусть разбирается сам. Ему с этим жить, если он продажный сукин сын.

У меня же имелись более веские заботы. Поистине опасны отнюдь не те, кто пытались меня сегодня убить, и не те, кто за ними стоят, а та, кто меня спасла. Брюнетка с синими глазами, олицетворяющая собой все страхи славянских народов, воплотившиеся в суеверные сказки. Катрина.

Потер ноющее плечо рукой, огляделся и только сейчас понял, что все еще сижу на полу. Мне нужно поспать. Не задаваясь вопросом, проснусь ли я утром, просто дать себе отдых и восстановить силы.

Проходя мимо зала, я остановился.

Наемница стояла напротив большого напольного зеркала и разглядывала свое раненое плечо. Она сняла плащ и отражалась в зеркале. Приглядевшись, я увидел, что крови уже нет, да и сама рана мистическим образом совсем зажила, не оставив шрама. Мне было хорошо видно ее отражение, поэтому я точно могу сказать, что не ошибаюсь.

Огнестрельное ранение не оставило после себя ни следа.

— В чем дело, Марк? — мягко нарушил тишину ее голос. Спокойный и мирный. Глаза Катрины теперь смотрели на меня сквозь блестящее полотно зеркала. Прежние, человеческие. Яркого темно-голубого цвета.

— Проходил мимо и увидел твое отражение. Твое плечо совершенно невредимо. Это удивило меня. Прости, если что…

— Марк, за что ты просишь прощения? Это твой дом и я твоя гостья, — она внимательно смотрела на меня, сквозь меня, глядя в зеркало. — Должно быть, ты решил извиниться за то, что ослушался? Выдал свое убежище другу, который предал тебя, а теперь просишь принять твои извинения? Думаешь, прощу за это? Нет, Марк. Я не Бог. Милосердие и всепрощение мне неведомы. Я то, что тебе доступно лишь частично осознать, называя словом «вампир». И каждый твой неверный шаг — повод чтобы убить тебя. Иногда я этого хочу, иногда нет. Поэтому я просила, чтобы ты беспрекословно слушался моей воли.

— Что теперь ты собираешься делать?

— Продолжать искать открытие. А у тебя есть шанс доказать мне, что моя благосклонность к тебе не была лишней. Последний шанс, Марк! — строго добавила она. — Сегодня я показала тебе, как близка смерть. Всего один раз ослушаешься, и возможности все исправить я уже не дам. О да, я вижу, ты, наконец, услышал меня. Такие жесткие условия потому, что это реальный мир. Мир, где существует только жизнь и смерть. Я воплощение того и другого. Но и я могу умереть. Навсегда. И я не хочу, чтобы это случилось из-за твоей очередной ошибки. Не нужно питать надежд, сейчас ты не властен над свей жизнью. Просто прими это. Позволь мне вершить твою судьбу. Не испытывай меня, не вынуждай становиться зверем и останешься цел.

Она замолчала, ее взгляд по-прежнему был устремлен куда-то внутрь меня. Мы с полминуты стояли и смотрели в глаза друг друга, и преградой между нами оставалось лишь отражение. Мои глаза не двигались, пока она не позволила.

— Я все буду делать так, как ты хочешь, — заверил я.

Катрина отозвалась не сразу.

— Время покажет… — она отошла от зеркала и остановилась напротив меня. — Что-нибудь еще?

— Возможно, да, — я с трудом пытался подобрать осторожные слова для своего вопроса, чтобы случайно не разгневать ее. — Мне нужно немного поспать, я могу быть уверен, что проснусь завтра?

Она слегка улыбнулась. Этот вопрос позабавил ее.

— А почему ты вдруг можешь не проснуться завтра? — с притворным ангельским неведеньем спросила она.

Я не ответил на этот вопрос-издевку, но это и так очевидно, учитывая, кто она и что может сделать.

Соглашаясь на единственные условия, при которых я мог рассчитывать на жизнь, я испытывал неприятное фатальное чувство, будто я тщетно пытался договориться со смертью. Согласно уговору, я должен примириться с данностью: я ничего не решаю больше. И теперь истово вымаливаю милости. А ее полный сокровенных знаний взгляд, перед которым обнажались и становились наги и беспомощны все потаенные глубины моей души, лишь подтверждал это.

Моя спасительница, моя гостья, девушка из бара, стоящая передо мной нисколько не была похожа на человека. Она являла собой могущественную стихию, объединяющую и силы ветра, и шквал морской пучины, черными лоскутами пламенеющие вокруг нее. И имя этой стихии — смерть.

— Катрина, я ведь… не готов умереть. Я хочу жить.

— Никто никогда не готов на самом деле, Марк. Даже когда люди молят о смерти, — несмотря на то, что синие глаза пронзали меня, взор ее обратился в неведомые мне дали времен и стал отрешенным. Катрина видела перед собой кого-то другого. — Умирая, в последний момент они понимают, что это не тот выход, на который они так надеялись. Последний момент меняет всё. Смерть это не выход. Смерть это тупик. Так что ты не исключение.