Алексей Кондратенко - Число начала

Я растерялся. Мне вдруг стало страшно за Катрину, но что-то останавливало меня помочь ей.

— Прошу, спаси! Спрячь меня от света! Пожалуйста! — ее пронзительный голос дрожал, и в нем было столько заражающего страха, что мое сердце сжалось в парализующей смятении.

Она умоляюще посмотрела на меня через плечо, стискиваясь и прижимаясь все плотнее к стене. На мгновение я заколебался, не зная, стоит ли помогать ей или потом это обернется против меня. В таком случае, я должен позволить ей умереть. Невольно я отступил на шаг назад. Густо заполняющий пространство свет подступал все ближе, а Катрина отворачивалась от него, протягивая вверх по стене пронизанную дрожью руку, словно пыталась спастись, забравшись по стене к потолку.

Точно раскаленный поток лавы свет заполз на ее ногу, и когда она вновь взглянула на меня, ее красивые синие глаза померкли от обреченности. То, что произошло следом, повергло меня в ужас. Ткань брюк на колене Катрины начала тлеть, испуская нити дыма, прожигаясь и оголяя начавшую быстро сгорать кожу. Ожог мгновенно расползся вверх по ноге, отчего Катрина истошно закричала.

Смерть, приближающаяся в свете была все ближе к заживо сгорающей Катрине. Увиденное заставило меня ужаснуться и устыдиться своих жестоких колебаний. Я не мог стоять и смотреть, как она умирает.

Я бросился к шторам, закрыл одну, потом другую. В комнате воцарилась красноватая тень, но шторы были недостаточно плотными, чтобы спрятать помещение от солнечного света, пробивавшегося сквозь них.

Катрина перестала кричать, но продолжала сжиматься в комочек.

— Этого недостаточно.

— Сейчас приду!

Забежал в спальню и быстро окинул комнату взглядом, ища, что может укрыть девушку от света и спасти от гибели. Это должна быть какая-нибудь плотная ткань.

Стащил с кровати одеяло и, набегу разворачивая его, поспешил обратно в гостиную. На месте опустился рядом на колени и накрыл Катрину, дрожащий клубочек, с надеждой смотрящую на меня. Плотно запахнул одеяло у нее на плечах, а на ее голове сложил как глубокий капюшон. Крепко обхватил девушку, защищая от света, и мягко попросил:

— Вставай. Все хорошо, — мы вместе выпрямились. Сквозь плотную материю я чувствовал, как Катрину пробивает дрожь. — Пойдем. В коридоре темно. Не бойся, — успокаивал ее я. Осторожно вывел в коридор и поставил у стены, по-прежнему крепко обнимая. — Ну вот, здесь темнее всего. Все хорошо. Все позади. Ты сильно обожжена?

Она сняла с головы одеяло, оно легло ей на плечи и приподняло кончики черных прядей волос, отрицательно махнула головой и с благодарностью подняла ко мне глаза.

У нее был измученный вид.

— Спасибо. Ты спас мою жизнь. Это благородный поступок.

Я отвел взгляд с чувством вины, вспомнив свои колебания. Я чуть не позволил ей сгореть у меня на глазах.

— Ведь ты спасла меня. И дело даже не в этом. Я не мог бросить тебя, оставить умирать.

Катрина наклонила голову и заглянула мне в лицо.

— Ты мог это сделать.

И я не нашел, что сказать, несмотря на то, что чувствовал, как необходимо мне сейчас подобрать слова для оправдания своей готовности дать Катрине умереть. Мои руки ослабли и соскользнули с одеяла, в котором я держал девушку. Я попятился к противоположной стене, почувствовав себя неловко. С минуту мы стояли молча.

Она внимательно оглядывала меня, словно разглядела во мне нового человека. Она точно знала, какие именно чувства я сейчас испытываю. И нисколько не хотела разрядить затянувшуюся паузу. Но выражение, с каким она смотрела, говорило об искренней благодарности.

Я нарушил наше молчание первый.

— Позволь мне уйти ненадолго. Мне нужно купить еды. Мой холодильник полностью пустой.

— Я неодобрительно отношусь к твоей просьбе. Они могут тебя поймать. Кто тогда спрячет меня от солнца завтра? — с иронией спросила Катрина.

— Если я умру от голода, тебя тоже некому будет прятать, — улыбнулся я. — Обещаю, буду осторожен.

Катрина нехотя приняла решение:

— Пускай так, но будь очень внимателен. Пока у тебя имелось лишь одно преимущество. Я. А в дневное время ты сам по себе. Ступай. Удача может оказаться благосклонна.

Я покачал головой.

— Никогда не верил в удачу. Наверное, у всех своя судьба. И никому она не известна. До самого последнего мгновения.

— Судьбы нет. Есть лишь право свободы выбора. И каждый платит за свой выбор. Не стоит беспокоиться, ибо отныне я хозяйка твоей участи. Однако рисковать понапрасну нельзя. Это всего лишь здравый смысл, и никакая судьба тут не при чем. Понимаешь?

— Да, — кивнул я. — Кстати, я думал, что иллюминаты это отцы основатели Соединенных Штатов. Какое отношение они имеют к тому, что сейчас происходит в Калининграде? Мне представить сложно, что у них есть какая-то охранная организация с такими головорезами как Стромнилов и Ленский. Как же так?

— Они редко прибегают к подобным методам. Поговорим об этом, когда ты вернешься. А сейчас убери этот ужасный свет, пожалуйста, — она сняла с себя одеяло и протянула его мне. — Завесь окна этим. Оно должно сдержать солнце.

В гостиной я перебросил одеяло через карниз поверх штор, оно оказалось не таким уж и длинным, как я рассчитывал, но для Катрины это было уже достаточно безопасно. То же самое сделал и в кухне. Я старался закрепить одеяла как можно лучше, чтобы вдруг они не упали и не впустили свет. Катрина осторожно выглядывала из коридора, внимательно наблюдая за моей работой. И вот через некоторое время борьбы с солнечным светом мне удалось отвоевать квартиру для мрака ради безопасности Катрины.

Надевая куртку, я вышел в коридор, ставший самым темным местом в квартире. Катрина сидела в кресле в гостиной, расслабленно откинувшись на спинку и закинув голову назад, словно мертвая. Ее глаза были прикрыты. В руке она держала пистолет.

— Марк, — позвала она.

Я зашел в комнату.

— Я в супермаркет. Ты сказала, что отпустишь меня, — напомнил я.

— Мне известно, что я сказала, — она расслабленным движением протянула мне пистолет. — Поэтому я даю тебе его. На всякий случай. Это Беретта-92, девять миллиметров парабеллум, сейчас он на предохранителе. Он прост в обращении. Снимаешь с флажка предохранителя над большим пальцем и стреляешь. Что может быть проще?

— Смотря для кого, — пожал плечами я и взял пистолет. Он оказался тяжелее, чем я думал. Довольно странно держать оружие в руках. Я оторвал взгляд от пистолета. — Не уверен, что смогу убить человека. Даже если этот человек будет хотеть убить меня. Я не убийца.

— Значит ты жертва. Мир населяют лишь убийцы и жертвы. На всех уровнях жизни. Третьего не дано. Если тебя сегодня схватят, они, может, и не убьют тебя сразу. Но и не станут более пытаться заключить сделку. Теперь ты у них на крючке, ты связан с убийствами, которые полиция спишет на криминальные разборки. Тебя будут шантажировать, пытать, выведывать то, что тебе известно, не поверив, что ты не знаешь ничего о числе начала. Но ты сдашь им меня. А когда закончат, тебя передадут полиции, на тебя повесят все убийства, возможно убьют при фиктивном задержании, чтобы не оставить свидетелей. Так что советую тебе переступить через себя и нажать на курок, если ситуация будет требовать того. Но это просто совет, — она испытывающе посмотрела на меня. — Тебе решать, твоей кровью будут обагрены руки твоих врагов или прольешь их кровь ты.