Алексей Кондратенко - Число начала

И в любом случае, я опоздаю.

Мы приближались к моему дому. Я зашагал быстрее.

Вдруг Катрина еще жива. Я не могу ее бросить хотя бы потому, что только она ответит на вопросы, появившиеся у меня.

— Тим, давай, езжай домой, — скомандовал я.

— Почему? В чем дело? — он начал озираться. — Ты что-то заметил?

— Тим! — многозначительно посмотрев ему в глаза, процедил я. — Это мои проблемы, и то, как я их буду решать — это мое дело. В полицию ни в коем случае не звони. Ничего не предпринимай. Компьютер пусть побудет у тебя какое-то время. Поезжай с женой к ее родственникам на недельку. На работу не ходи ни сегодня ни…

— Друг, я…

— Не перебивай, у меня нет времени! Даже не пытайся выйти со мной на контакт. Нигде не светись. Я это говорю не из-за того, что беспокоюсь о тебе или о твоей жене, а потому, что знаю: если они найдут и начнут тебя шантажировать, ты выдашь меня. Поэтому я не буду посвящать тебя в свои планы. А теперь уматывай!

Тим серьезно смотрел на меня. Потом покивал.

— Ладно. Ты прав. Если бы не Юля… я бы остался, — он похлопал меня по плечу. — Удачи, брат!

Он пошел к машине, потом развернулся и окликнул меня:

— Марк!

Я повернулся к нему. Вопросительно кивнул.

— Так как же зовут твою наемницу? — спросил Тим.

Ах ты чертов ублюдок…

Не знаю, что выражали мои глаза. Наверное, сначала я и виду не подал, но внутри меня вскипели ненависть и разочарование. Подонок смог меня убедить, что руки у него чисты. Но это была подлая ложь. Сукин сын замазан похлеще, чем я думал. Оперативники хотели купить информацию о Катрине у Юрия. Но не вышло. Тогда они подослали Тима. Чтобы тот вызнал, как ее зовут. Чертов ублюдок.

Тим, как ни в чем не бывало, стоял и с добродушным видом ждал ответа. Причем спокойный, уверенный, что он получит то, за чем его послали. Его ни капли не мучила совесть. Семь лет… Тим. Гребанных семь лет дружбы.

Я пожал плечами, испытывающе глядя на подонка и щурясь от солнца, выглянувшего из-за тучи.

— Не знаю, Тим, — просто сказал я, достаточно сухо, но в то же время с какой-то неестественной легкостью в голосе. — Думаешь, она сказала бы мне? Я не знаю ее имени.

Тим поджал губы. Покивал.

— Ну… удачи, Марк, — натянуто улыбнувшись, сказал Тим после некоторого молчания. — Она тебе еще пригодится.

Многозначительно, ублюдок. Но четко и ясно, Тим. Четко и Ясно.

Тот развернулся и направился к своей машине. А я, не дожидаясь, когда он уедет, ветел в подъезд и, поднявшись на шестой этаж, остановился возле собственной двери. Опустил на пол пакет с покупками. Взялся за рукоять Беретты.

Я уже не был так уверен, что, зайдя в квартиру, увижу оперативников после вопроса Тима. Но по-прежнему логика в этом оставалась. Поэтому я достал пистолет, готовый к кровопролитной перестрелке, и медленно открыл входную дверь. Коридор моей квартиры предстал моему взору пустой и темный. Значит, одеяла все еще закрывают солнечный свет.

Сердце забилось сильнее при мысли, что враг хитер, и это может быть уловкой, чтобы притупить мою бдительность. Я заглянул в кухню.

Никого. Ничего не изменилось.

Прокрался по-над стеной к гостиной. Набрал побольше воздуха в легкие, готовясь к чему-то ужасному, и резко шагнул в проем двери, нацелив пистолет на Катрину, вальяжно расположившуюся в кресле и листающую мой семейный фотоальбом.

Она мельком глянула на меня и продолжила свое занятие.

— Ты чего так разнервничался, Марк? — спросила она, не глядя. — Крался по собственной квартире с пистолетом на предохранителе в руках. Похоже, что ты запутался, откуда ждать опасности.

Я посмотрел на Беретту.

— Откуда ты знаешь…

— Чтобы догадаться, что ты, разумеется, забудешь снять оружие с предохранителя, когда оно будет тебе нужно, долго думать не пришлось. Ты что вообще достал пистолет? — спросила она, протянув руку, чтобы я отдал ей Беретту.

— Я подумал, что иллюминатам было бы очень удобно послать сюда оперативников днем, когда ты так уязвима. И я не могу понять, почему они так не сделали.

— Да. Я уже тоже об этом думала, — задумчиво глядя на меня, произнесла Катрина.

Omnes et singulos[1]

Я принял душ. Когда вышел из ванной, Катрина по-прежнему листала мой фотоальбом с таким непринужденным видом, будто я гость в ее доме, где все принадлежит ей, а не наоборот. В кухне выглянул в окно. Оказалось, что за минувший час небо затянули тучи.

— Солнце скрылось, — сказал я, подходя к креслу в котором сидела Катрина.

— Превосходно.

— Ничего, что ты рассматриваешь мои личные фото без моего разрешения?

Катрина нехотя оторвала взгляд от альбома.

— Ничего.

— Ладно, — обезоруженный ее прямотой протянул я. Перевел глаза на фото, которое заинтересовало Катрину, и присел рядом. — Это я в седьмом классе. Такой вид у меня потому, что мне в этот день исполнялось четырнадцать лет, и я несказанно был этому рад. Отец обещал сводить меня в операционную, я уже давно туда просился. Не знаю почему. Мне казалось, там очень интересно, таинственно, может быть даже страшно, но там отец спасает людей. Борется со смертью. Он был моим героем.

— Почему был ?

— Потому, что я вырос и понял, в реальности героев нет. Все мы люди, и нет абсолютно хороших или абсолютно плохих…

— Нет абсолютно хороших, Марк. Границы человеческого зла же столь безграничны, насколько безграничны границы зла истинного. Значит, ты разочаровался в своем отце? Из-за чего?

— Нет, не разочаровался. Просто, в один прекрасный день отец не смог понять, что я не его маленький сын, а уже взрослый человек, решения которого это не сплошные ошибки, а выбор. Выбор, который не может быть правильным или неправильным. Это выбор его взрослого сына. И если он любит меня, то должен уважать мой выбор вне зависимости от своих взглядов и своего мнения. Сложность заключалась в том, что он любил меня так, как считал правильным любить. По-своему. Думал, что как отец он вправе решать за меня, что для меня хорошо, а что нет. Это полный бред. Разве может быть плохо человеку рядом с его возлюбленной?

— Значит дело в девушке?

— Да, в конечном итоге, дело в девушке. Ее звали Марина… — почувствовав, что голос мой дрогнул, быстро переключился. — Но в начале лежит вопрос доверия между мной и моим отцом. Отец поставил под вопрос мои решения, и в ответ я поставил под вопрос его авторитет. Мы стали видеться все реже. Хуже от этого никому не стало, но между нами возникла стена, сохранившаяся до этих дней. Все равно мне повезло с родителями, я люблю их. Редко с ними вижусь потому, что не хочу жить так, как распланировал себе мою жизнь отец, вот и все.

— А девушка? Чем она не понравилась твоему отцу?