Алексей Кондратенко - Число начала

— Он считал, что она… — мне было сложно говорить о Марине с Катриной. И больно вспоминать нелестные слова отца в адрес моей Марины. — Он считал, что Марина недостаточно хороша для меня. На самом деле я всегда считал себя недостаточно подходящим для Марины человеком. Она заслуживала лучшего, чем то, что я мог ей дать, и все же она оставалась со мной. Тебе, наверное, ни к чему эти излияния. Пойду, приготовлю что-нибудь поесть.

Я поднялся и направился к выходу из комнаты.

— Марк.

Я оглянулся:

— Что?

— Там так, как ты себе представлял? Операционная оправдала твои ожидания?

На моем лице появилась слабая улыбка.

— Да, — подтвердил я. — Там все так. Интересно, таинственно, даже страшно, но там он спасает жизни, борется со смертью, — в этот момент я отчетливо вспомнил, каково это, гордиться своим отцом. Чувствовать, что твой отец настоящий герой. — Вместе с Богом он боролся против смерти.

Катрина ничего не сказала и продолжила листать фотоальбом.

Я уже хотел уйти, но все же спросил:

— Ты ешь обычную еду? Дело в том, что я немного умею готовить. Получается неплохо. Правда.

Она покачала головой.

— Да, мы едим обычную пищу, что бы там ни говорили ваши истории. Но едва ли кровавый голод можно утолить вашей пищей. Мои потребности заключаются не в утолении голода любым способом. В древности деревенские жители пугали своих детей и внуков россказнями о том, что мы питаемся самой жизнью. В некоторой степени это правда. Я не перестану алкать крови, употребив обычную еду.

Мне захотелось скрыться подальше от мысли, что вампир может напитаться только кровью, и ничто не отсрочит его кровавый голод. Со смешанными чувствами я отправился в кухню готовить к плите.

Зажатый в моей руке нож напоминал лишь о процессе готовки и нисколько не казался опасным предметом. Пока готовил завтрак, я решил, что мне нужно поговорить с кем-то из близких. Выговориться. Раньше самым близким человеком была Марина. Она понимала меня без слов и была чуткой ко всем. Она чувствовала себя виноватой в том, что мои отношения с родителями испортились, несмотря на то, что это было только моей виной. По будням, когда отец уезжал на работу в больницу, она иногда приезжала к маме и помогала ей по дому. У родителей частный дом за городом, там они живут последние лет десять. Рядом с Мариной я становился лучше. Ради нее, и потому что был счастлив.

Возможно, впервые за все это время я сожалею о том, что не могу просто прийти домой к родителям и рассказать, как мне одиноко. Совсем как в детстве, когда мне было больно, я всё рассказывал им и получал их поддержку. Я почувствовал, как на лице растягивается усмешка. Иногда я прямо-таки жаловался родителям по пустякам.

За завтраком, выпавшим на обеденное время и больше походившим на поминальный ужин, Катрина была немногословна. Особенно странно выглядела наша трапеза во мраке закрытого от света окна. За столом Катрина сидела ровно, локти не касались поверхности стола, вилку и нож держала как аристократка. Значит, ей действительно доводилось пробовать обычную пищу раньше, но сейчас она почти не ела. В ее молчаливом присутствии я чувствовал себя непривычно, мне казалось, что я нахожусь на торжественном вечере, но торжество это было заволочено подземельной темнотой.

— Ты оказалась права насчет Тима, — решил нарушить тишину я.

Она подняла ко мне внимательный взгляд.

— Тим продался им. Навешал мне лапши на уши. На протяжении всего времени сомнения в Тиме оставались, но когда он выдал себя, я испытал глубочайшую горечь. Он заодно с оперативниками, и к концу нашей встречи это особо даже не скрывал. Я точно знаю, что его купили. Его последние слова были похожи на угрозу. Сукин сын. Он хотел вызнать твое имя…

Ее глаза блеснули из темноты.

— Ты ему сказал?

— Нет, — искренне ответил я. — Ты знаешь, если они доберутся до тебя, не жить и мне. Поверь, я бы никогда…

— Я тебе верю, Марк.

Снова воцарилось молчание. Я потянулся за чашкой горячего кофе, в то время как Катрина заговорила:

— Жаль, что твой друг оказался нечестен с тобой, — безучастно произнесла она, словно просто должна была это сказать в подражание сочувствию. — Предательство друга тяжело снести. И ярость, и обида, и разочарование наваливаются разом. Но твой друг оказал тебе услугу. С этих пор он для тебя умер и больше никогда не сможет предать вновь. Хотя эта услуга достаточно сомнительна, она заключена в силе правды. Неловкий предатель всегда лучше умелого.

— У меня больше не осталось людей, которым я мог довериться. Ты, безусловно, права. Я теперь знаю, каков Тим на самом деле. Буду рад, если ему не заплатят, раз уж он провалил поручение и не узнал твоего имени. Кстати, почему их нет? Оперативников иллюминатов? Ночью они так стремились нас найти. Ночью, когда ты могла дать им бой. А сейчас? В этом отсутствует всякая логика.

— Почему же? Если они нашли число начала, нас им более незачем искать. Я им мешала, и только. Я не была их целью. Ты всего лишь средство к достижению цели. Но если они нашли то, что искали альтернативным путем, их потребности заставят их цели вознестись выше небес. И о таких пустяках, как ты или я они больше не вспомнят.

— А что произойдет, если они нашли число? И кто мог помочь им?

— Я бы и сама не прочь узнать, кто еще обладает этой информацией, — оставив без ответа первый вопрос, ответила она.

Мне пришлось повторить:

— Катрина. Что случится, если число окажется у них?

— Это открытие способно изменить мир. Нельзя допустить, чтобы они добрались до него раньше меня. Заполучив число начала, ключ к тайне следственной закономерности, влияющей на материю, они возомнят себя архитекторами вселенной и совершат ошибки, за которые поплатятся катастрофой, масштабы которой сложно переоценить.

— Это открытие настолько могущественно?

— Могущество открытия заключается в том, что оно объясняет. Все, что ты знал о мире, подчиняется законам, существующим в соответствии с тем, что обозначает число начала. Это новая глава в истории познаний человечества. И я ее украду.

Я перебирал в руках чашку с кофе, обдумывая ее слова. Какая роль во всем этом отведена мне?

— Когда очень давно, еще в школе я узнал о ядерной бомбе, о тех разрушениях, которые она способна сотворить, мне представилось будущее, усеянное руинами, и миллионы людей, живущих на развалинах мира. И нам сказали, это изобретение, которое навсегда изменило мир.

Катрина поняла, о чем я говорю. Если из-за какого-то открытия поднимается такая буря и погибает столько людей, значит открытие это может применяться как оружие. Никто никогда не идет на такие радикальные меры ради панацеи и борьбы с голодом и нищетой.